Зоя & Шура
С Зоей и Шурой я познакомился на дне рождения сестры. Они показались мне двумя старыми грымзами, которые только и делали, что друг с другом препирались. И все из-за словечка «фу!», которое то и дело произносила Зоя. Салат – «фу!», селедка в майонезе – «фу!»… После дня рождения сестра призвала меня и торжественно заявила, что Зоя и Шура решили родить ребенка, им нужен мужчина. И этот мужчина - я. Они меня приглядели, когда я поглядывал на них за столом, как на двух клоунесс.
- Прошу тебя, - умоляла сестра, - я обожаю и Шуру, и Зою. Они талантливейшие люди! Шура – превосходная художница, а Зоя – переводчица. Они… лесбиянки. Но они уже не могут без детей! Им нужно о ком-то заботиться. Кроме того, у обеих огромное наследство, которое оставить некому: картины, книги, эскизы…
Я ненавижу женщин. Не представляю, что мог бы делать с Зоей и Шурой в постели. Но как сказать об этом сестре?
- Ты не женат, Алеша! Ты свободный человек! Я не хочу привязать тебя ни к Зое, ни к Шуре, да они на это и не пойдут, но – помоги!
Я так понял, что девушки дрочат. И им надоело… Мне – еще нет.
- Сколько им лет?
- Зое 40, Шуре 35.
Никогда бы не сказал, что эти две старые карги детородного возраста.
- Хорошо, - согласился я. – Но я ничего не гарантирую. Они такие уродины, что мне требуется время, чтобы к ним привыкнуть.
Я хотел сказать: «Чтобы у меня на них встал». Я решил потянуть кота за хвост – дай Бог, чтобы история забылась бы сама собой. И придумал первое препятствие.
- Я к ним не поеду и к себе не приглашаю. Встретимся в ресторане.
Сестра тут же связалась с Зоей и Шурой по Скайпу. Откликнулась Шура, и начались переговоры. Полчаса борьбы с Зоей, которая твердила свое «фу!», - и мы договорились на ресторан.
Встретились. Я их не узнал: «Ну, напомадились…» На самом деле, обе были совершенно без макияжа. Просто в свете ресторана и хорошо одетые, эти две дамы произвели на меня ошеломительное впечатление. Они казались импозантными. Я струхнул.
- Расслабьтесь, - тут же сказала мне своим прокуренным голосом Шура. – Ничего не будет. Мы с Зоей составляем единое целое, никто третий нам не нужен. Но мы… То есть я… Я хочу вас рисовать, Алексей. Вы мне нужны как натура для картины. Я должна представить ваш портрет на выставке в октябре. Когда я вас увидела на дне рождения Люси, вашей сестры, я сказала себе: «Это он! Он!».
- Да: «Это он!», - подтвердила Зоя. - Она так и сказала.
Я согласился позировать. Потому что я расслабился…
Сеанс проходил так. В мастерской Шуры были она и Геннадий с Зоей. Я – четвертый. Геннадий – атлет из какого-то спортивного общества. Зоя играла роль Психеи, Геннадий – роль Амура, который ее похищает, а я, раб Психеи, должен был находиться за стволом дерева и не отдавать свою хозяйку похитителю. Сама Шура, превратившись вновь в старую грымзу, одетая вся с ног до головы в грубую мешковину, стояла у мольберта и точила кисти, что ли. Я увидел, что руки у нее, как у мужика. Куда только делось ее ресторанное изящество! Геннадий и Зоя были совершенно голые, на чреслах у них были куски тюля, а через плечи вились лиственные гирлянды. Я тут же возбудился на Геннадия. Я тоже должен был раздеться до трусов, чтобы из-за дерева выглядывал мой обнаженный торс, и Геннадий нацепил на меня хитон.
Мы стояли с ним за декорацией ствола толстого дерева. Вдруг, накинув на меня хитон, Геннадий спокойно, без разрешения, стянул с меня плавки и рукой поиграл с моим агрегатом. Он принял такую позу, что его член оказался приткнут к моей руке. Я не замедлил ухватить его за яйца. Мы не были видны – «девочки» не смотрели на нас и рассуждали о Психее и Амуре. Мы с Геннадием познакомились, не говоря ни слова. Геннадий тут же погладил меня по ягодичке, но я его руку отодвинул в сторонку: это был жест, который не допускал в мою святая святых.
Геннадий сделал вопросительное лицо. Я отвел глаза, не желая вступать в объяснения.
Геннадий не церемонился: присел и начал мне посасывать, но больше орудовал снова руками, теребил мои яички, вытягивая их из живота, выдавливая их, гладя мою попочку. Я же ласкал его щеки и губы, засовывая пальцы ему в рот. Он охотно брал мои пальцы, облизывал их. Геннадий вообще оказался покладистым, готовым, как я понял, на все.
Тут раздался призывный клич Шуры. Я быстро опустил хитон и хотел натянуть плавки, но Геннадий мне не дал. Наоборот, он мне помог избавиться от этой лишней одежды. Мы вышли на свет, у обоих стоит, но из-за тюля и из-за хитона этого не видно.
Вышла на свет и Зоя. И я увидел ее золотую пиз… киску. Золотую! То ли она покрасила ее хной, то ли у нее она от природы была такого красивого цвета, но я не заметил, как Зоя подошла ко мне и, подобно Геннадию, уткнулась мне в руку своим золотым пушистеньким треугольником. В это время Шура объясняла мизансцену: Амур должен был стоять у Зои за спиной и тянуть ее на себя за волосы, я же, из-за ствола, должен был тянуть Психею к себе за талию, при этом повернув лицо на Шуру, чтобы она могла схватить выражение моего лица. Задача Шуры была уловить на моем лице момент борьбы. Мы схватились за Психею и стали тянуть: я – за талию, Геннадий – за волосы.
Поскольку момента борьбы на моем лице все не было и не было, Шура усилила борьбу и велела мне тянуть Зою за ногу. Этим она невероятно усложнила задачу Зои, которая вынуждена была провести сеанс, стоя на одной ноге. Зато перед моим взглядом оказалась киска Зои. Я увидел ее всю, в размахе…
Я ненавижу женщин, поверьте. Но Зоина мохнатка так сочилась и так похотливо разверзлась от поднятия ноги, что я, воспользовавшись, так сказать, постановочным моментом, когда Шура показывала Геннадию и Зое, как тот должен был тянуть Психею, поддерживая ее за плечи, я не выдержал соблазна и рукой дотронулся до золотого треугольника. Зоя вскрикнула. Я руку отбросил и сам отшатнулся – но так сильно, что упал на пол за ствол, а так как я держал Психею за ногу, то потянул ее за собой, и Зоя с криком упала на меня почти в шпагате. Геннадий упал вслед за ней – на нее.
- Вот! Вот что мне надо! - заорала не своим голосом Шура, и ее крик отозвался стоустым эхом под высоким потолком мастерской. – Борьба! Мне нужна борьба за Психею, настоящая борьба двух людей античности!
Тем временем люди античности, устроившие за стволом дерева кучу-малу, самую малость друг с другом познакомились. Я откровенно схватил за киску и сжал ее, выжимая на руку сок. Зоя со всего размаха дала мне пощечину – можно было подумать, что я мужик. А у меня же стоял на Геннадия. Подлец Геннадий тем временем, лежа на Зое, впился мне в губы и поиграл языком с моим языком. И все это произошло в мгновение ока - пока мы разнимались от внезапного падения.
Через мгновение мы снова были в лучах света.
- Алеша, ты мне был нужен! Именно ты! Именно такой! Сильный, порывистый, готовый оторвать своей хозяйке ногу, но ни за что не отдать ее похитителю! – кричала Шура, уже стоя перед мольбертом и что-то быстро рисуя на листе бумаги.
Зоя между тем не разделяла восторга своей лучшей половины.
- Подлец! – кричала она на всю мастерскую. Этот крик был обращен ко мне. – Не смей ко мне прикасаться, брат своей сестры! Ничтожество! Не смей даже думать обо мне! Я тебе выбью зубы вот этой самой пяткой!
В работе над картиной я увидел, что Зоя – зверь-баба, а ее кокетливые крики «Фу!» - прикрытие. Сама нежность - как раз железобетонная Шура!
Снова стали рвать Зою. Мое расположение было настолько гадским, что я опять, оставаясь, в общем-то, невидимым для Шуры, мог во всей красе наблюдать за розовой кисой Зои. Она была мокрая и свежая, как кусок вырезки на мясном прилавке. А в мастерской гудел басом Геннадий, который рассказывал, что он вычитал про Психею и Амура. У меня стоял на голого Геннадия, который находился за Зоей, но перед моим носом была соблазнительная пиздюха Зои. Я ничего не мог с собой поделать, и, рвя на себя Зою, в этот раз совершенно нечаянно схватил ногу Зои выше колена.
- Хорошо! – завопила Шура. - Рука над коленом – хорошо! Держи кисть над коленом! Тяни на себя!
- Мне больно! – завопила Зоя. – А ей хорошо!
- Терпи, милая, терпи еще немного… Алеша, не вижу твое лицо... Вижу теперь – хорошо! Еще звероподобней! Уносят твою хозяйку – хватай ее крепче, на твоем лице я должна читать: «Не пущу!»
Я стал рвать Зоину ногу на себя еще сильнее. Нога была плотная, тугая, я неумолимо приближался рукой к куску филе. И, не сдержавшись, ткнул в него палец. Зоя дернулась, как кобылица, но я был к этому готов, как и к крику. Раздался вопль:
- Сволочь!
Зоя хотела переступить с ноги на ногу, чтобы врезать мне по харе, но я был готов к нападению, и схватил ее за ногу крепче. Геннадий с той стороны похищал тоже изо всех сил. Так что Зоин гнев пришелся по нраву Шуре.
- Отлично! Ругайся! – кричала она, в страшном темпе работая над листами бумаги. Они с мольберта слетали на пол во все стороны.
И Зоя крыла меня, даже матом. Я же, со стоячим на Геннадия, обнаглел и забрался ей в мокрую дырку двумя пальцами, я их там поворачивал, как в жопе у парня. Что меня поразило сильнее всего, так это то, что от моих мокрых пальцев приятно пахло: не то ванилью, не то миндалем с ванилью. Ругачая Зоя стала мне нравиться. Из-под нее я видел, как мелькает стоячий член Геннадия. Амур тянул Зою за волосы, как всадник на Аничковом мосту, - почти легши на землю. И я видел черную густую трапецию над членом Геннадия, тоже немаленьким прибором, он находился в полустоячем положении. Я хотел его, Геннадия. Я видел даже щель его массивной, круглой задницы, когда Амур, напрягаясь, вдруг упал на пол. От этого Зоя-таки вдарила мне пяткой в лицо, упал и я, и она снова рухнула на меня за ствол, я почувствовал на своей ляжке ее филейный кусок. Тут я стал поактивней. Не дался Зоиной агрессии, а проявил агрессию сам: повалил ее на спину, возлег на нее и, не спрашивая разрешения, просто вонзил ей в пизду свой член, и стал ее ебать.
От неожиданности она охренела. Геннадий в один прискок вскочил с пола и подбежал к нам, он припал к моей заднице и начал ее лизать. Зоя рвалась из-под меня, как неукрощенная кобылица, рычала и сипела:
- Подлец… Подонок… Я тебе все яйца оторву…
Но я ее целовал в губы, мои руки мяли ее сиськи, которыми я любовался еще из-за дерева, когда они были в свете прожекторов. Никогда не видел голых женщин, да еще в работе: в движении, в порыве. Зоя возбудила меня своей золотистой киской. И тут я почувствовал, что даже Зоя расклеилась. Под моими поцелуями она расквасилась, расслабилась, раздвинула ноги пошире, обняла меня за шею и стала такой мягкой, податливой…
Потом, помню, как мне стало мокрее некуда в попе. А потом перед своим лицом я увидел лицо Шуры – она скинула с себя мышиную, безобразную мешковину и валялась с нами на полу голая, предоставив свою киску Геннадию. Мы оба ебли баб, а сами целовались между собой. Это был такой отличный групповой секс, что кончать не хотелось, наверное, полчаса! Член словно бы одеревенел – не кончалось, а хотелось трахать и трахать киску. Втыкаешь головку сквозь волосяные дебри – и от этого такой кайф! Каждый втык – событие. Я никогда не трахал баб, они у меня вызывали отвращение, но на том сеансе я понял, что это очень даже неплохо, очень!
Мы менялись партнершами, а партнерши меняли нас. Мы целовались с Геннадием, а Зоя - с Шурой. Шура – с Геннадием и со мной, а ставшая ласковой и нежной Зоя, ловила мой член и сосала его. Со мной все это было впервые. Оказывается, если не видишь бабской рожи, то с бабой может получиться не хуже, чем с мужиком.
Я кончил в художницу Шуру, а Зоя кончила, взобравшись на Амура. Геннадий смотрел на меня с такой невыразимой тоской – ему с Зоей было неинтересно, он рассчитывал трахнуть меня, но в этот раз он меня только очень сильно целовал. Я ему отвечал таким же поцелуем, своей взаимностью давая ему понять, что я доверяю ему, и буду его.
После того, как все удовлетворенные отпали на пол, стало ясно, что первый сеанс, устроенный Зоей & Шурой, удался на славу. Шура сказала, лежа на полу и глядя в высокий потолок мастерской:
- Алеша-Алеша… Слушай тетю Шуру: расслабиться надо уметь. И тетя Шура умеет это делать лучше всего на свете.
Договорились, что следующий сеанс будет через день.
Амур влюбился в раба Психеи и был не прочь похитить его, Психея же была необычайно мила с рабом и не возражала бы уйти в рабство… Раб же положил глаз на мужеподобную Шуру: она была ближе к его душе со своей грубой хваткой.