СвеХа
цветочек-свехуёчек
Решив стать великим русским писателем, Солженицын оседлал глагол и начал им жечь сердца людей. Но, как человек с высшим техническим образованием, остался верен цифре, поскольку был убежден, что буква несравнима с цифрой по силе воздействия. Когда же цифр много, буквы вообще заканчиваются...
Многие до сих пор недоумевают, зачем Солженицын так сильно переборщил с числом жертв, угробленных сталинскими репрессиями. Цифра в 66,7 миллиона репрессированных не нашла никакого подтверждения не только в советских архивных источниках, но и в антисоветских. «Врать меньше чем в два раза Солженицын не умеет», — злобно заметил кто-то из его оппонентов...
Неужели для полноценного изображения ужасов тоталитаризма нужно, чтобы умерло побольше? Что это меняет в самой государственной системе, если погибло не 66 миллионов, а 30? Да даже если 20? Если рассматривать за каждым из погибших живую человеческую историю, то количество перестает быть таким уж важным, если же работать с живой человеческой историей как с фактажом, численность является основным аргументом.
Солженицын работал с фактами, при том, что создавал «Архипелаг» не по архивным документам, а якобы по рассказам и воспоминаниям заключенных, прошедших сталинскую мясорубку. Но именно людей-то в «Архипелаге» как раз и нет. Единственный человек во всем этом безбрежном океане смерти — автор. Все остальное обрушивается на читателя списками, перечнями, номерами, косточками, мясом, трухой, ошметками человеческого сырья и кусками сырого текста.
Иногда в своем инквизиторском запале Александр Исаевич совершенно теряет чувство меры: «Бессонница — великое средство пытки, не оцененное Средневековьем и совершенно не оставляющее видимых следов»... «Одиночество подследственного — вот еще условие успеха следствия»... «Великолепное достоинство ночных допросов заключается в том»... Плюс совершенно омерзительное солженицынское слово: «Можно». «Можно гасить окурки об кожу подсудимого...», «Можно заставить подсудимого стоять на коленях: чтоб не присаживался на пятки и спину ровно держал. А то и просто заставить стоять»... «В виде варианта заключенного можно сажать на высокий стул вроде лабораторного, так чтобы ноги его не доставали до пола, они хорошо тогда затекают. Дать посидеть ему часов 8-10...».[/b]
Оказывается, одна из самых знаменитых фотографий Солженицына-зека — всего лишь «фотореконструкция, сделанная после освобождения[/b]
Говорят, время солженицынских книг еще наступит... Я думаю, оно никуда и не уходило — время его книг. Их читали и читать будут, как читают сейчас — историки, литературоведы, узколобые патриоты, революционные фанатики, воинствующие ксенофобы и возрождающиеся христиане. Но эпоха Александра Солженицына — великого фантазера, гениального мифотворца и талантливого артиста — закончилась навсегда.[/b]
статья. полная версия...