AVCAVE
Форумчанин
Ты знатный патриций, мой господин, и прославленный полководец. Одному взмаху твоей руки повинуются легионы, политики боятся перечить тебе в сенате, а о твоём досуге и достатке пекутся сотни рабов. Но на сегодня ты устал от государственных дел. Ты хлопаешь в ладоши, и появившемуся на зов рабу-фракийцу велишь привести в твой роскошный бальнеум свою рабыню-наложницу, своё сокровище, трофей захваченный в восточном походе. О, укращенная твоим непобедимым духом, она давно забыла свой гордый норов. Она покорна тебе настолько, что тебе даже не пришлось в первый раз брать её силой. Ты этого не знаешь, но, вырываясь из жадных рук солдатни в пылающем городе, чьё сопротивление было сломлено твоими легионами, она поклялась быть навеки преданной своему спасителю, если такой появится. И в ответ на мольбы явился ты, верхом на вороном жеребце, в сопровождении знаменоносцев, сателлитов, контуберналов и ликторов. Ты увидел девушку, которой вот-вот предстояло стать жертвой жестокого насилия, чья одежда была уже почти полностью сорвана. Двое солдат уже заломили ей руки и, прижав лицом к полу, поставили на колени. А центурион, избавившись от лат, готовился войти в неё своим нечестивым орудием. Ты поразился её красотой и её отчаянной храбростью, с которой она сопротивлялась неизбежному. И ты не замедлил отдать приказ своим легионерам, чтобы они остановились немедленно. Однако центурион, чей разум был в конец затуманен похотью, посмел ослушаться тебя. Но он пал от твоей руки ещё прежде, чем в дело успели вмешаться сателлиты: в назидание прочим. Ты долго любовался спасённой тобою девушкой, которая испуганно забилась в угол, тщетно пытаясь прикрыть наготу, не зная каких бед ей теперь ожидать ещё. Ты поразился её взгляду: взгляду загнанной волчицы. А она, глядя на тебя, уже знала, что смотрит на своего безраздельного господина. Ты отдал ей свой плащ, чтобы она прикрылась, и приказал сателлитом отвести её в свой шатёр, предупредив, что они головой отвечают за её безопасность.
И вот твоя наложница появляется на пороге, она уже знает, что ты ей прикажешь, и не дожидаясь, одним движением сбрасывает с себя лёгкую тунику, представ перед тобой в первозданном виде. Её длинные волосы разметаны по плечам и груди, а её лобок обрит наголо, как ты и приказал в прошлый раз – ты доволен. Она скромно и покорно потупила взор, готовая выполнять приказы своего господина, но прежде чем взять её, ты желаешь насладится видом её тела. Ты приказываешь ей повернуться и так и эдак, чтобы ты мог рассмотреть всё, что тебе интересно, она исполняет несколько фигур танца, поскольку ты хочешь насладиться её линиями в движении, лицезреть плавное покачивание широких бёдер и упругое покачивание грудей…
…Я выполняю всё и готова покоряться тебе дальше. Я опускаюсь на колени у твоих ног – приказывай, мой господин, всё, что ты пожелаешь, воплощай свои прихоти, твоя покорная наложница не воспротивится ничему! Приказывай!
Удовлетворенный и разгоряченный ее танцем, видом ее роскошного тела, ты
легким движением головы приказываешь ей подойти. Наложница послушно
подходит, присаживается у твоих ног, и ты, запускаешь свои грубые, в мозолях от меча и уздечки, но неизменно нежные с ней руки в ее прекрасные пышные темные волосы, рассыпанные по ее округлым плечам и спине, лаская их и поглаживая. Она берет одну из твоих ладоней в свою и начинает нежно целовать своим горячим красивым ртом, затем
игриво покусывает тыльную сторону ладони, в то время как ты другой рукой спускаешься с волос к ее нежной шее, осторожно проводя
по ней пальцами, затем гладишь ее вдоль позвоночника по спине, снова
погружает руку в ее восхитительные ароматные волосы. И вдруг, приподнявшись, ты резкими движениями срываешь с себя тогу. Ты не хочешь препятствий между ней и тобой, а препятствия ты сметаешь со своего пути, будь-то человек или одежда.
Ты везде победитель, мой господин, на любом поле... Ты уже успел избавится от тоги. Я соскальзываю с твоих колен, целую твою мускулистую грудь и соски, скольжу губами вниз к животу, покусываю твои бёдра и мои грудки прижимаются к твоим ногам. А твой великолепный затвердевший член совсем рядом с моим лицом, разлёгся у тебя на животе, как господин, как и сам ты, мой повелитель, полулежишь в кресле, похожем на трон. Я бы принялась уже и за него, но я опасаюсь делать это без твоего приказа - угодно ли это господину? И я целую твои ноги, колени, и прильнув к самому полу - целую твои ступни... Ты можешь сейчас оттолкнуть меня грубым пинком и прогнать меня - и я не посмею затаить на тебя обиды. Можешь приказать лечь на спину, прямо на полу, и водрузить ногу победителя на мою слабую грудь... Можешь проверить мою покорность как хочешь. Продолжаю целовать и лизать твои ноги, с замершим сердцем ожидая гнева или благосклонности...
Ты доволен. И заново ощутив всю полноту своей безраздельной власти над нею, ты хочешь её ещё сильнее, и коротко кивнув в сторону своего огромного члена, который, даже тебе самому кажется горячим, ты приказываешь ей: «Соси».
- Господин... - сладострастно шепчу я, и стоя перед тобой на коленках принимаюсь за дело... Ведь в моей стране девушек заранее посвящают в древнеиндийскую науку любви. Я знаю сотню способов доставить тебе удовольствие, мой господин! На этот раз я не буду томить тебя, господин, я сразу обхвачу головку губами и начну её посасывать, пропускать вглубь, насколько можно, направлять за щеку, щекотать язычком. Я сосу старательно и нежно. Но руки мои пока бездействуют, я делаю это одним ртом. Только одно твоё слово – и моя рука тоже подключится, она будет быстро дрочить твой член до тех пор, пока мой рот не заполнится твоей спермой. Пока же ты не прикажешь - я буду делать это так долго, как пожелаешь, следя, чтобы не наступила развязка. Я буду тебя то приближать к ней, то снова отодвигать этот момент, выпуская твой член изо рта, легонько подув на раскалённую головку, чтобы остудить её, и снова подобрав член губами.
Ты полностью расслабился и с лёгкой улыбкой наблюдаешь за ней. Ты любишь смотреть на неё, когда она сосёт тебе, поэтому, гладя её по голове, ты убираешь с её лица волосы, чтобы они не мешали. О, твой член побывал во рту у многих женщин. И подхалимки рабыни и томные матроны – кто только не стоял перед тобой на коленях. Бывало, ты насиловал в рот пленниц, вгоняя им своё орудие чуть не до горла, не особо заботясь о том, что им нужно было дышать. Но ни одна из твоих бесчисленных любовниц не сосала тебе так самоотверженно и так умело. Вот и сейчас она старается, причмокивая, с твоей головкой во рту, а её прекрасные глаза смотрят прямо в твои, пытаясь прочесть там следующий приказ. Ты отстраняешь её голову и встаёшь. Она легко угадывает твои желание по одному лишь лёгкому нажатию ладони, поэтому без объяснений поднимается на ноги и, низко наклонившись, опирается локтями о кресло, где ты сидел только что. Ты подходишь к ней сзади. Ты видишь её потемневшие от возбуждения половые губки, скрывающие вход в неё. Видишь вторую её дырочку, беззащитную и тоже принадлежащую тебе. Округлости её ягодиц красиво переходят в талию, и всё это зрелище сводит тебя с ума…
Я чувствую, как твоя головка трётся о мои нежные губки, отыскивая вход. Всегда добро пожаловать, господин! Я стою, наклонившись, и покорно жду, когда ты возьмёшь меня. Я вся влажная и горячая внутри, мне хочется крикнуть: войди же! Скорее! Но я всего лишь твоя раба, я не смею, мой удел ждать и подчиняться… Я не смогла сдержать крик – прости меня, господин. О, Юпитер! Какой же он у тебя огромный! Чувствую, как меня распирает изнутри. Будь он ещё чуточку толще, и порвал бы меня. Немного длиннее – проткнул бы меня насквозь.
Всего-то пара пробных движений, и ты начинаешь двигаться во мне со всей силой и скоростью. Я кричу, как мартовская кошка под котом. Я говорю «да!», и прошу тебя ещё сильнее. Я хочу, чтобы ты трахал меня, как последнюю девку, захваченную в плен твоими легионерами и приведенную к тебе на потеху. Да, ведь я и есть такая девка. Ты спас меня от солдатни и снова отдашь ей, если захочешь. Пока же я – только твоя.
Моё тело содрогается от мощных толчков, груди качаются ему впротивоход. Я слышу сзади звонкие шлепки твоих бёдер о мои ягодицы и, с трудом поворачивая голову, вижу, как ты с остервенелым лицом, тянешь меня к себе за бёдра и натягиваешь… натягиваешь… натягиваешь… Внутри у меня тоже что-то натягивается, я не в силах противится волнам блаженства и, почти визжа – кончаю… Ты чувствуешь это, и, хлопнув меня по попке, покидаешь моё влагалище.
Ноги подгибаются, мне хочется упасть на пол и долго отдыхать, смакуя уходящее блаженство. Но я не смею забыть о тебе, господин. Я становлюсь перед тобой на колени и снова беру у тебя в рот… Ты отстраняешь мою руку и, собрав мои волосы в пучок, держишь мою голову. Я понимаю: ты хочешь сам. И я покорно позволяю тебе иметь меня в ротик, как только что ты имел меня сзади. Ладони я кладу на твои упругие ягодицы и глажу их, как ты любишь. Ты сам двигаешь бёдрами, сам насаживаешь меня ртом на своё огромное и твёрдое мужское достоинство, а второй рукой – сам дрочишь ствол и направляешь его. Я не стесняюсь влажных звуков, которые издаёт мой рот, хрипов в горле, не стесняюсь слюны, текущей по моему подбородку. Я только стараюсь принимать твою головку полностью и глубже…
…Ты завёлся до безумия и с безумной жаждой хочешь обладать ею. Её беззащитная красота будит в тебе жестокость. Но покорность, с которой она сносит эту жестокость, обращает всё вспять, пробуждая в тебе милость. Ты редко вставляешь до самого горла и делаешь это осторожно. Ты чувствуешь приближение оргазма. Твой живот, ноги, ягодицы напряжены. Из груди вырываются сдавленные стоны. Ты чувствуешь, будто член твой пылает, будто от готов взорваться от распирающего его блаженства. Ты из последних сил сдерживаешься, стараясь продлить удовольствие, но продолжаешь дрочить. И когда наступающий оргазм побеждает твою волю отсрочить его, ты запрокидываешь своей наложнице голову и вынимаешь головку у неё изо рта…
…Я чувствую тебя, мой господин! Я понимаю, что вожделенный этот миг наступает только по одному тому, как затвердел твой член. О, он твёрдый, как сталь твоего клинка и горячий, будто клинок только что из горнила. Ты тянешь мои волосы и запрокидываешь мне голову, я повинуюсь. Я закрываю глаза и широко открываю рот. Ну же! Ну же, мой повелитель, кончай, я так хочу этого! Залей меня всю, утопи меня в своём семени.
Твоё дыхание замирает на несколько секунд и возобновляется с глухим стоном освобождения. Сперма толчками льется на моё лицо, попадая мне в жадно подставленный ротик, да и куда придётся. Когда я снова открываю глаза, оказывается что семя твоё даже у меня на веках. Я принимаю твой член у тебя из руки, я снова сосу его, медленно, нежно и страстно одновременно. Я выдавливаю из него остатки себе на язычок, которым щекочу твою уздечку, и снова заглатываю его почти полностью.
Ты смеёшься, мой господин, ты доволен и я счастлива. Ты гладишь меня по голове, я лащусь к тебе, как твоя борзая сука, счастливая от твоих прикосновений. О да, она и я любим тебя одинаково преданно! Ты говоришь мне ласковые слова, называешь меня своей послушной девочкой и главным сокровищем Митридата. А я смотрю тебе в глаза, улыбаюсь и сосу немного обмякший член…
…Ты счастлив, будто Церера подарила тебе новую жизнь. Будто освободился от плена, в котором томился много лет, и снова увидел свет солнца. Ты благодарен судьбе за её подарок. Ты благодарен маленькой рабыне за блаженство, и готов дарить её своей милостью. Тебе нравится её лицо, с утонченными и нежными чертами, залитое твоим семенем. Нравится преданный взгляд бездонных черных глаз. Нравится видеть своё член у неё во рту, и видеть, что она любит его как тебя самого.
Пальцами ты собираешь сперму с её личика и даёшь ей облизать их: она облизывает и глотает, будто своё любимое восточное лакомство.
Теперь тебе хочется прилечь. Ты идёшь к ложу и удобно устраиваешься на нём с кубком фалернского. Ты снова зовёшь фракийца, чтобы он принёс умывание для твоей любовницы.
Фракиец является с кувшином воды и серебряным тазом. Ты любуешься ею, когда она умывается, стараясь не замочить волосы. Раб напряженно смотрит в сторону, когда это ему позволяет обязанность лить из кувшина воду. Он знает, если ты решишь, что он чересчур пристально разглядывает наготу твоей наложницы, лучшая судьба, которая его может ждать – убийственный труд на рудниках.
Но вот умывание закончено. Ты подзываешь её лечь рядом с тобой. Легконогая, будто нимфа, она вспархивает на ложе, и льнёт к тебе всем телом. Ты отставляешь кубок в сторону…
…Ты целуешь меня, мой господин, я чувствую твои шершавые щеки и приятный привкус вина на твоих губах. Я то отвечаю на твой поцелуй, то позволяю твоему языку безраздельно властвовать у меня во рту, то игриво прячу губы, чтобы ты мог, как охотник, настичь добычу и снова завладеть ею. Я знаю сто разных поцелуев, мой повелитель.
Твоя рука ласкает мою грудь. Ты легонько сжимаешь мой нежный сосок пальцами, и он снова твердеет. Дрожь пробегает по моему телу. Я хочу ещё. Но чего хочешь ты? Я пока не решаюсь спросить об этом.
Но твоя рука продолжает странствия, спускается по рёбрам, по животу, подбирается к лобку, который по твоей воле гладко выбрит, и сейчас у меня там всё так, как у незрелой девочки. Я раздвигаю ножки, чтобы впустить тебя, если ты захочешь двинуться дальше, и ты двигаешься. Твоя ладонь скользит по моим ещё влажным половым губам, раздвигая их, указательный палец проникает во влагалище, возвращается, и, соединившись с большим, они вместе нежно сжимают мой клитор. Я не могу сдержать стон, и ты улыбаешься.
Видя, что ты добр ко мне, я спрашиваю тебя, господин, чего ты желаешь теперь. Чтобы я покинула тебя? Или отдалась тебе ещё раз? Или ты не хочешь больше утруждать себя и желаешь, чтобы я снова отсосала тебе? Ты отвечаешь, что хочешь, чтобы я осталась, и дарила блаженство тебе, и получала его от тебя так, как я сама того пожелаю. Как ты щедр, мой господин! Я спрашиваю, не против ли ты, чтобы я позвала Эвтибиду, о чём говорила в прошлый раз, и ты не против…
Эвтибида, белокурая гречанка, которую я сама попросила тебя купить мне на невольничьем рынке. Она понравилась мне, и так умоляла купить её, что я сжалилась, отважившись просить тебя, господин, о такой милости.
О себе Эвтибида сказала, что родом она афинянка, но её родители бежали из Афин, когда на город, как грозовая туча, надвигалась армия Суллы, и нашли убежище на острове Лесбос, но невольничья доля настигла её и там. С тринадцати лет она оказалась рабой знатной уроженки этого острова, которая и стала её первой наставницей в науке любви.
Так же она уверяла, что искусно умеет размять мышцы своему господину или госпоже, так, что после этого они будут чувствовать себя заново родившимися; как никто умеет укладывать складки на тоге; знает одинаково хорошо греческий и латынь; имеет познания в логике и арифметике, которым неизвестно зачем приказала ей обучиться первая хозяйка. Она клялась, что умеет всё, что нужно для того, чтобы ублажить господина и госпожу, чтобы служить им, или присматривать за их благородными детьми. И ещё клялась - она будет вечно благодарна мне, и верна, как собака.
Всё это оказалось правдой. Главное, Эвтибида была достаточно умна, чтобы не забыть благодарность. Ведь она могла бы попасть к кому-нибудь из жирных сенаторов или разбогатевших плебеев, и тогда бы даже обязанность отыскивать член под жирным пузом не избавила б её от тяжелой повседневной работы. Она была достаточно умна, чтобы знать своё место, и не претендовать на моё, на ложе господина. Но когда я достаточно уверилась в её верности и уме, я сама нашла для неё роль на этом ложе.
Господин согласился, хотя и был удивлён: не уже ли я сама хочу делить его с другой рабыней? Я объяснила, что жениться всего на одной женщине не самый умный, на мой взгляд, римский обычай. И всё равно ведь ему никто не следует, заводя целые гаремы рабынь, если есть такая возможность. Что у такого великого человека, как мой господин, должно быть множество жен, и пусть я и мечтаю быть любимейшей из них, чтобы господин как можно чаще награждал меня счастьем выполнять его волю, любая, кто доставляет ему удовольствие – моя союзница…
Молчаливый фракиец отправился за Эвтибидой, а ты, господин, спрашиваешь меня, правду ли я говорила тебе, что когда ты в отъезде, гречанка не только прислуживает мне, но и помогает унять любовное томление. Я отвечаю, что пускай на меня обратится всеобщий гнев и могучих римских богов, и богов моего народа, если я осмелюсь солгать своему господину. Ты хочешь увидеть, как это происходит, и ты увидишь, мой повелитель!
Входит Эвтибида. Она полностью обнажена и на ней нет украшений: таково правило для всех молодых рабынь в твоём доме, а не молодых здесь нет. Она скромна и сдержана. Её белокурые волосы вьются по плечам. Эвтибида худа, как и я, ведь ты, господин, старый солдат. На руках таких как ты Рим поднялся к вершине могущества, на этих же руках он и держится на вершине. Ты не выносишь лености и избытков жира. Живот Эвтибибиды мягок и нежен, кожа как шелк, но нет на нём ни одной складки, которыми так гордятся красавицы из матрон. Бёдра – уже моих, но талия так же тонка. Груди небольшие, в этом она уступает мне, однако они упругие, как спелые плоды. И пускай её нежно-розовые соски с нечеткими ореолами, дарят тебе разнообразие, господин, так отличаясь от моих: небольших, тёмных и ясно очерченных. А её лобок покрыт золотистыми волосами… Скажи только слово, господин, и я прикажу ей обрить его.
Ты ложишься немного в стороне, и снова берёшь в руки кубок. На твоём лице лёгкая улыбка и любопытство… Я утолю его, господин!
Я подзываю к себе Эвтибиду и приказываю ей ласкать меня, как обычно, а сама расслабляюсь, откинувшись на спину. Гречанка знает своё дело, как знала его её первая госпожа. Её прикосновенья легки, как дуновения ветерка, но так приятны, что мурашки пробегают по коже. Как буря неизменно начинается со штиля, так и Эвтибида умеет, начав нежно и медленно, взорваться ураганом страсти. Она ложится на меня и мы целуемся. Я чувствую упругость её грудей, прижатых к моим, податливость живота, жесткое трение волос на слегка выпирающем лобке. Она проникает языком в мои ушные раковины, покусывает мочки, целует шею. Я чувствую нарастающее возбуждение. Гречанка спускается ниже, принимается за мои груди, умело массируя их ладонями, целуя соски, покусывая их, теребя языком, то и дело переходя от одного сосочка к другому. И едва мне в голову приходит мысль, что я хочу большего, её губы спускаются ниже. Она покусывает мои рёбра, язык скользит по животу, проваливаясь во впадинку пупка, легко сжимает зубами выпирающие косточки бёдер. Я расставляю ноги, согнув их в коленях, я хочу, чтобы она лизала мне, но гречанка играет со мной и быстро переходит к пальцам ног, целуя каждый по отдельности. Томительно медленно её рот поднимается вверх по икрам, коленям и внутренней стороне бёдер. И когда я начинаю уже задыхаться от возбуждения, только тогда я, наконец, чувствую влагу и тепло её рта на своих половых губах. Она лижет их, потом раздвигает и принимается щекотать кончиком языка мой клитор. Я испытываю нарастающее удовольствие и наслаждаюсь, а в поощрение – глажу её по волосам. Она смотрит мне в глаза и ни на секунду не останавливается. Моё тело, помимо моей воли, начинает выгибаться, подаваясь ей навстречу. Я расставляю ноги как можно шире и своими руками раздвигаю половые губки, чтобы моей служанке было удобнее меня вылизывать. Она воспринимает это как сигнал, и буквально впивается в меня, усилив нажим на мой набухший клитор, лаская его ещё быстрее. В моё влагалище вторгается её палец, сперва осторожно, потом всё быстрее двигается во мне, и скоро к нему подключается второй. Продлись так ещё минуту, и я кончу, но я вспоминаю, что всё это – для потехи моего господина, я залежалась в одном положении. Я отталкиваю белокурую голову Эвтибиды, кладу её на спину, и сама сажусь ей на лицо. Так ей сложнее: и дышать и лизать, но она справляется, а как – меня сейчас не заботит. Я сама выбираю силу нажима и скольжу половыми губами по её лицу, которое очень скоро начинает блестеть от моих выделений и её слюны. Гречанка тоже начинает стонать, я поворачиваю голову и вижу, что она мастурбирует, сама себе лаская клитор. Я довольна, господин любит смотреть на такое, и мне не раз приходилось мастурбировать ему на показ. Смотри, повелитель смотри! В этом амфитеатре не гладиаторы, две женщины, две твои покорные рабы устраивают зрелище только для тебя.
И я вижу, ты захвачен этим зрелищем, господин. Ты дышишь часто, и давно уж не отпивал из своего кубка, а твой член снова начинает крепнуть. Ты приказываешь нам заняться тобой. Ложишься на грудь, используя мой живот в качестве подушки, и пока твои пальцы играют с моим клитором и половыми губками, то и дело заглядывая во влагалище, Эвтибида делает тебе массаж…
Ты чувствуешь щекой бархат её живота. Она тихо постанывает от твоих ласк, в то время как сильные и нежные руки второй рабыни разминают твои плечи и спину. Твой член, прижатый к ложу твоим телом, опять затвердел, но ты пока не торопишься пускать к нему наложниц. Вместо этого ты велишь азиатке лечь лобком к твоему лицу, ощущаешь её запах и погружаешься губами в нежность и влагу её лона. На твой взгляд, боги не создали цветка прекраснее, чем тот, что между ног у женщин, и ни у одной не нравился тебе больше, чем у этой. Ты можешь лизать ей долго и, бывало, доводил её до такой истомы, что ножки её сжимались против её воли, и не в силах больше терпеть, она молила о пощаде, просила великой милости, чтобы ты поскорее взял её. Твой язык скользит вокруг бугорка возбуждённого клитора, спускается ниже, проникая внутрь, и снова возвращается. Тело азиатки выгибается, она стонет, задыхаясь, называет тебя господином и повелителем, и благодарит тебя за честь и блаженство. И в её стоны вплетаются вздохи гречанки, она уже не разминает твои мышцы, но трётся о твои ягодицы половыми губами, ты чувствуешь жесткое покалывание волос на её лобке.
Ты желаешь лечь на спину, и твоя азиатская прелестница с готовностью опускается промежностью на твоё лицо, как проделывала это с Эвтибидой. И точно так же очень скоро ты покрываешься её соками. Гречанка теперь трётся половыми губами о ствол твоего члена, и она не менее влажна, чем твоя любимица. Такая ласка приятна тебе, ты то и дело забываешь лизать, сосредотачиваясь на ощущениях внизу. Тебе вдруг хочется сравнить вкус и запах этих женщин, их устройство. Ты приказываешь гречанке занять место на твоём лице, а азиатке заняться твоим членом…
Соков из Эвтибиды вытекает меньше, и запах их более резкий, но он тоже тебе приятен. Её половые губки так же невелики и опрятны, но клитор довольно велик, тебе нравится засасывать его и щекотать языком. Однако жесткие лобковые волосы начинают натирать твои губы. Шлепком ладони по ягодицы ты приказываешь слезть с себя сладострастно стонущей гречанке, и предупреждаешь её, что в следующий раз она должна быть гладко выбрита.
Устроившись в твоих ногах, господин, я сосу тебе и лижу твои яйца. Я вижу твой подбородок между ягодицами Эвтибиды и ликую: раз уж ты лижешь ей – она тебе понравилась. Да, господин, пей её, как вино, наслаждайся ею, это изысканное лакомство приготовила тебе я!
Что это?.. Ругаю себя за оплошность, конечно, нужно было обрить её. Но я думала, что напротив, вид золотистых волос на лобке будет тебе приятен. Ведь не так и просто сыскать светловолосых на невольничьем рынке. И чаще всего это германки, которые так грубы и неотесанны, что пригодны лишь стоять, наклонившись, пока ею примитивно не удовлетворится манипул похотливых легионеров.
Эвтибида целует твою руку, умоляя о прощении, а я, желая смягчить твой гнев, сосу с ещё большей страстью, стон вырывается из твоей груди, повелитель, и ты с улыбкой прощаешь нас. Теперь ты приказываешь гречанке взять у тебя в рот. Я немного волнуюсь. Нет, конечно же я испытала её. Десяток юношей-рабов клялись, что не знали блаженства большего, чем доставляла им Эвтибида ртом, языком и руками. Она умела выжать из мужчины семя за считанные мгновения, а могла и растянуть на вечность. Один юноша галл извивался со связанными руками, стеная о том, как хочет кончить, но Эвтибида мучила его целый час, так и не позволив этого. Едва галлу развязали руки, этот наглец принялся дрочить себе сам, и тут же кончил, залив спермой чуть не весь пол в моих покоях, за что его, конечно, ждало наказание. Да, я испытала Эвтибиду, но я всё равно волнуюсь, господин, ведь ни у одного из рабов не было такого большого члена, как у тебя! Чтобы сосать тебе – необходимо настоящее искусство…
Однако гречанка уверенно принимается за дело. Её губы обхватывают багровую головку и она исчезает у неё во рту, она сосёт, глядя тебе в глаза, и на лице твоём только удовольствие господин! Я счастлива. Я смотрю, как головка то исчезает во рту гречанки, то снова появляется, преследуемая шустрым язычком, который так и вьётся вокруг неё, а сама ласкаю твои яйца, перекатывая их под мошонкой в своей ладони.
Ты доволен. Ты спрашиваешь, не я ли учила сосать свою служанку? Я отвечаю, что мы обе твои рабы, и пока только совершенствуемся в своём искусстве доставлять тебе удовольствие, ведь нет такого блаженства, которого ты был бы не достоин, повелитель!
Ты говоришь, что хочешь опробовать гречанку со всех сторон. На всё твоя воля! Боясь оскорбить тебя промедлением, Эвтибида становится на четвереньки. Она готова, повелитель! Ты можешь иметь её, как тебе хочется.
Ты доволен. Похлопав гречанку по попке, ты берёшь её за бёдра и одним мощным толчком насаживаешь на себя. Эвтибида издаёт глухой стон и замирает. Ты начинаешь трахать её со всей силы, ты не любишь медлить. Она содрогается от мощных толчков, а стоны из неё вырываются постоянно… Стонет ли она? Удовольствия ли это стоны? Мне кажется, она скулит. Я заглядываю ей в лицо, делая вид, что целую её, и вижу, что в глазах её стоят слёзы, нижняя губка закушена до крови: она с трудом сносит боль. Я холодею! Я должна была предвидеть это, несчастная гречанка не может вместить тебя полностью, господин, но покорно сносит то, что ты делаешь с нею. Только бы выдержала. Я ласкаю её груди, целую ушные раковины, а сама шепчу, умоляя её потерпеть ещё немного.
Ты доволен. Ты выходишь из неё, и говоришь, что теперь хочешь иметь её в попку; приказываешь мне подготовить к этому твою рабу. Я вижу, как лицо Эвтибиды белеет от страха, но она всё так же стоит на четвереньках, боясь ослушаться или разочаровать тебя. Такая преданность не должна караться болью, господин. Я решаюсь рискнуть твоей благосклонностью, чтобы спасти её. Я бросаюсь к тебе, и, целуя твои ступни, умоляю пощадить гречанку. Она девственна во втором отверстии. У тебя слишком большой член, господин, не обойтись без крови и обмороков от боли. Я обещаю тебе исправить этот изъян, обещаю день за днём разрабатывать её попку, пока она не будет готова. А сейчас, умоляю тебя, повелитель, возьми меня вместо неё!
Как ты великодушен, как добр, мой господин. Ты соглашаешься на замену. Эвтибида благодарит тебя, на щеках её румянец. Улучив мгновение она шепчет мне, что я спасла её дважды, и она мне дважды верна. Но теперь мне предстоит суровое испытание, от которого я уберегла её. Да, я эластична там, и ты уже бывало имел меня в попку, но каждый новый раз – новое испытание…
Я ложусь на живот и расставляю ноги, чуть подогнув их в коленях. Эвтибида подготавливает меня. Сперва она лижет мою дырочку, стремясь проникнуть в неё язычком, потом погружает палец в своё влагалище и вставляет его в меня, разрабатывая, затем проделывает тоже двумя пальцами, я сношу это легко и мне даже приятно. Но ты не желаешь больше ждать, господин. Чувствую, как на меня ложится тяжесть твоего тела. Ради себя самой полностью расслабляюсь. Верная Эвтибида раздвигает пошире мои ягодицы и своей рукой направляет твой ствол в мою попку… Толчок. На счастье твой член покрыт смазкой, которую оставила на нём гречанка. Стискиваю зубы, чтобы не крикнуть, и терплю. На то я и твоя раба, господин, терпеть твои потехи…
Ты знаешь, что ей немного больно от того, что ты с ней делаешь, но она, твоя азиатская прелестница, сносит всё так безропотно, отдаётся так покорно, что это будит в тебе животную страсть и раз за разом ты вгоняешь в неё с удвоенной яростью.
Гречанка ласкает свою госпожу, утешительно гладит по голове, помогая терпеть и на лице её сострадание. Тебя умиляет такая верность, и ты смягчаешься. Но плутовка должна отработать боль, которую перетерпела за неё госпожа. Ты вытаскиваешь член из попки и, поднявшись во весь рост, приказываешь девушке сосать. Счастливая, что ты перестал терзать её хозяйку, она принимается за дело с готовностью. Тебе нравится, как она это делает, что ни говори, греческая плутовка лишь слегка уступает твоей любимице в этом деле.
А скоро и измученная азиатка присоединяется к действу, они сосут тебе по очереди, одна дрочит ствол, другая обрабатывает головку. Одна сосёт, вторая лижет яйца, или обе одновременно, кончиками шустрых язычков скользят по головке. Чем больше тебе хочется кончить, тем большую благосклонность ты испытываешь к ним обоим. Твои мозолистые ладони нежно гладят их по волосам, иногда управляя их головами, глубже насаживая ротиками на член, или показывая, что теперь ты хочешь вставить другой.
Плечом к плечу с Эвтибидой мы ублажаем тебя, господин, мы призываем всё своё искусство для этого. И жжение в попке не мешает мне радоваться, видя, как ты нами доволен. Я хорошо тебя знаю, господин, я чувствую, развязка близится. Я оставляю гречанку с твоим членом наедине, а сама пристраиваюсь сзади, и, пытаясь вклиниться лицом меж упругих ягодиц, лижу твой анус. Это подхлёстывает тебя, я слышу твои глухие стоны, ягодицы сжимаются, и ты кончаешь…
Когда я снова подбираюсь спереди, я вижу Эвтибиду, нежно посасывающую твой член, её лицо забрызгано спермой, а глаза сладострастно прикрыты. О да, она оправдала мои надежды. Я обнимаю её, ласкаю её упругие грудки и слизываю твоё семя с её щек. Мы целуемся, и рты у нас у обеих наполнены твоей спермой…
Мы лежим, пристроив головы на твоей могучей груди, господин. Я глажу твой мускулистый живот, а Эвтибида поигрывает обмякшим членом, таким огромным, когда он встаёт. Из твоих уст сыпется милость за милостью, которыми ты даришь нас. Но главная из них – ты отменяешь своё выступление в сенате, и весь день и всю ночь будешь с нами… Мы с Эвтибидой переглядываемся и хитро улыбаемся друг другу. О нет, господин, ты не пожалеешь об этом решении!
To be continue…
И вот твоя наложница появляется на пороге, она уже знает, что ты ей прикажешь, и не дожидаясь, одним движением сбрасывает с себя лёгкую тунику, представ перед тобой в первозданном виде. Её длинные волосы разметаны по плечам и груди, а её лобок обрит наголо, как ты и приказал в прошлый раз – ты доволен. Она скромно и покорно потупила взор, готовая выполнять приказы своего господина, но прежде чем взять её, ты желаешь насладится видом её тела. Ты приказываешь ей повернуться и так и эдак, чтобы ты мог рассмотреть всё, что тебе интересно, она исполняет несколько фигур танца, поскольку ты хочешь насладиться её линиями в движении, лицезреть плавное покачивание широких бёдер и упругое покачивание грудей…
…Я выполняю всё и готова покоряться тебе дальше. Я опускаюсь на колени у твоих ног – приказывай, мой господин, всё, что ты пожелаешь, воплощай свои прихоти, твоя покорная наложница не воспротивится ничему! Приказывай!
Удовлетворенный и разгоряченный ее танцем, видом ее роскошного тела, ты
легким движением головы приказываешь ей подойти. Наложница послушно
подходит, присаживается у твоих ног, и ты, запускаешь свои грубые, в мозолях от меча и уздечки, но неизменно нежные с ней руки в ее прекрасные пышные темные волосы, рассыпанные по ее округлым плечам и спине, лаская их и поглаживая. Она берет одну из твоих ладоней в свою и начинает нежно целовать своим горячим красивым ртом, затем
игриво покусывает тыльную сторону ладони, в то время как ты другой рукой спускаешься с волос к ее нежной шее, осторожно проводя
по ней пальцами, затем гладишь ее вдоль позвоночника по спине, снова
погружает руку в ее восхитительные ароматные волосы. И вдруг, приподнявшись, ты резкими движениями срываешь с себя тогу. Ты не хочешь препятствий между ней и тобой, а препятствия ты сметаешь со своего пути, будь-то человек или одежда.
Ты везде победитель, мой господин, на любом поле... Ты уже успел избавится от тоги. Я соскальзываю с твоих колен, целую твою мускулистую грудь и соски, скольжу губами вниз к животу, покусываю твои бёдра и мои грудки прижимаются к твоим ногам. А твой великолепный затвердевший член совсем рядом с моим лицом, разлёгся у тебя на животе, как господин, как и сам ты, мой повелитель, полулежишь в кресле, похожем на трон. Я бы принялась уже и за него, но я опасаюсь делать это без твоего приказа - угодно ли это господину? И я целую твои ноги, колени, и прильнув к самому полу - целую твои ступни... Ты можешь сейчас оттолкнуть меня грубым пинком и прогнать меня - и я не посмею затаить на тебя обиды. Можешь приказать лечь на спину, прямо на полу, и водрузить ногу победителя на мою слабую грудь... Можешь проверить мою покорность как хочешь. Продолжаю целовать и лизать твои ноги, с замершим сердцем ожидая гнева или благосклонности...
Ты доволен. И заново ощутив всю полноту своей безраздельной власти над нею, ты хочешь её ещё сильнее, и коротко кивнув в сторону своего огромного члена, который, даже тебе самому кажется горячим, ты приказываешь ей: «Соси».
- Господин... - сладострастно шепчу я, и стоя перед тобой на коленках принимаюсь за дело... Ведь в моей стране девушек заранее посвящают в древнеиндийскую науку любви. Я знаю сотню способов доставить тебе удовольствие, мой господин! На этот раз я не буду томить тебя, господин, я сразу обхвачу головку губами и начну её посасывать, пропускать вглубь, насколько можно, направлять за щеку, щекотать язычком. Я сосу старательно и нежно. Но руки мои пока бездействуют, я делаю это одним ртом. Только одно твоё слово – и моя рука тоже подключится, она будет быстро дрочить твой член до тех пор, пока мой рот не заполнится твоей спермой. Пока же ты не прикажешь - я буду делать это так долго, как пожелаешь, следя, чтобы не наступила развязка. Я буду тебя то приближать к ней, то снова отодвигать этот момент, выпуская твой член изо рта, легонько подув на раскалённую головку, чтобы остудить её, и снова подобрав член губами.
Ты полностью расслабился и с лёгкой улыбкой наблюдаешь за ней. Ты любишь смотреть на неё, когда она сосёт тебе, поэтому, гладя её по голове, ты убираешь с её лица волосы, чтобы они не мешали. О, твой член побывал во рту у многих женщин. И подхалимки рабыни и томные матроны – кто только не стоял перед тобой на коленях. Бывало, ты насиловал в рот пленниц, вгоняя им своё орудие чуть не до горла, не особо заботясь о том, что им нужно было дышать. Но ни одна из твоих бесчисленных любовниц не сосала тебе так самоотверженно и так умело. Вот и сейчас она старается, причмокивая, с твоей головкой во рту, а её прекрасные глаза смотрят прямо в твои, пытаясь прочесть там следующий приказ. Ты отстраняешь её голову и встаёшь. Она легко угадывает твои желание по одному лишь лёгкому нажатию ладони, поэтому без объяснений поднимается на ноги и, низко наклонившись, опирается локтями о кресло, где ты сидел только что. Ты подходишь к ней сзади. Ты видишь её потемневшие от возбуждения половые губки, скрывающие вход в неё. Видишь вторую её дырочку, беззащитную и тоже принадлежащую тебе. Округлости её ягодиц красиво переходят в талию, и всё это зрелище сводит тебя с ума…
Я чувствую, как твоя головка трётся о мои нежные губки, отыскивая вход. Всегда добро пожаловать, господин! Я стою, наклонившись, и покорно жду, когда ты возьмёшь меня. Я вся влажная и горячая внутри, мне хочется крикнуть: войди же! Скорее! Но я всего лишь твоя раба, я не смею, мой удел ждать и подчиняться… Я не смогла сдержать крик – прости меня, господин. О, Юпитер! Какой же он у тебя огромный! Чувствую, как меня распирает изнутри. Будь он ещё чуточку толще, и порвал бы меня. Немного длиннее – проткнул бы меня насквозь.
Всего-то пара пробных движений, и ты начинаешь двигаться во мне со всей силой и скоростью. Я кричу, как мартовская кошка под котом. Я говорю «да!», и прошу тебя ещё сильнее. Я хочу, чтобы ты трахал меня, как последнюю девку, захваченную в плен твоими легионерами и приведенную к тебе на потеху. Да, ведь я и есть такая девка. Ты спас меня от солдатни и снова отдашь ей, если захочешь. Пока же я – только твоя.
Моё тело содрогается от мощных толчков, груди качаются ему впротивоход. Я слышу сзади звонкие шлепки твоих бёдер о мои ягодицы и, с трудом поворачивая голову, вижу, как ты с остервенелым лицом, тянешь меня к себе за бёдра и натягиваешь… натягиваешь… натягиваешь… Внутри у меня тоже что-то натягивается, я не в силах противится волнам блаженства и, почти визжа – кончаю… Ты чувствуешь это, и, хлопнув меня по попке, покидаешь моё влагалище.
Ноги подгибаются, мне хочется упасть на пол и долго отдыхать, смакуя уходящее блаженство. Но я не смею забыть о тебе, господин. Я становлюсь перед тобой на колени и снова беру у тебя в рот… Ты отстраняешь мою руку и, собрав мои волосы в пучок, держишь мою голову. Я понимаю: ты хочешь сам. И я покорно позволяю тебе иметь меня в ротик, как только что ты имел меня сзади. Ладони я кладу на твои упругие ягодицы и глажу их, как ты любишь. Ты сам двигаешь бёдрами, сам насаживаешь меня ртом на своё огромное и твёрдое мужское достоинство, а второй рукой – сам дрочишь ствол и направляешь его. Я не стесняюсь влажных звуков, которые издаёт мой рот, хрипов в горле, не стесняюсь слюны, текущей по моему подбородку. Я только стараюсь принимать твою головку полностью и глубже…
…Ты завёлся до безумия и с безумной жаждой хочешь обладать ею. Её беззащитная красота будит в тебе жестокость. Но покорность, с которой она сносит эту жестокость, обращает всё вспять, пробуждая в тебе милость. Ты редко вставляешь до самого горла и делаешь это осторожно. Ты чувствуешь приближение оргазма. Твой живот, ноги, ягодицы напряжены. Из груди вырываются сдавленные стоны. Ты чувствуешь, будто член твой пылает, будто от готов взорваться от распирающего его блаженства. Ты из последних сил сдерживаешься, стараясь продлить удовольствие, но продолжаешь дрочить. И когда наступающий оргазм побеждает твою волю отсрочить его, ты запрокидываешь своей наложнице голову и вынимаешь головку у неё изо рта…
…Я чувствую тебя, мой господин! Я понимаю, что вожделенный этот миг наступает только по одному тому, как затвердел твой член. О, он твёрдый, как сталь твоего клинка и горячий, будто клинок только что из горнила. Ты тянешь мои волосы и запрокидываешь мне голову, я повинуюсь. Я закрываю глаза и широко открываю рот. Ну же! Ну же, мой повелитель, кончай, я так хочу этого! Залей меня всю, утопи меня в своём семени.
Твоё дыхание замирает на несколько секунд и возобновляется с глухим стоном освобождения. Сперма толчками льется на моё лицо, попадая мне в жадно подставленный ротик, да и куда придётся. Когда я снова открываю глаза, оказывается что семя твоё даже у меня на веках. Я принимаю твой член у тебя из руки, я снова сосу его, медленно, нежно и страстно одновременно. Я выдавливаю из него остатки себе на язычок, которым щекочу твою уздечку, и снова заглатываю его почти полностью.
Ты смеёшься, мой господин, ты доволен и я счастлива. Ты гладишь меня по голове, я лащусь к тебе, как твоя борзая сука, счастливая от твоих прикосновений. О да, она и я любим тебя одинаково преданно! Ты говоришь мне ласковые слова, называешь меня своей послушной девочкой и главным сокровищем Митридата. А я смотрю тебе в глаза, улыбаюсь и сосу немного обмякший член…
…Ты счастлив, будто Церера подарила тебе новую жизнь. Будто освободился от плена, в котором томился много лет, и снова увидел свет солнца. Ты благодарен судьбе за её подарок. Ты благодарен маленькой рабыне за блаженство, и готов дарить её своей милостью. Тебе нравится её лицо, с утонченными и нежными чертами, залитое твоим семенем. Нравится преданный взгляд бездонных черных глаз. Нравится видеть своё член у неё во рту, и видеть, что она любит его как тебя самого.
Пальцами ты собираешь сперму с её личика и даёшь ей облизать их: она облизывает и глотает, будто своё любимое восточное лакомство.
Теперь тебе хочется прилечь. Ты идёшь к ложу и удобно устраиваешься на нём с кубком фалернского. Ты снова зовёшь фракийца, чтобы он принёс умывание для твоей любовницы.
Фракиец является с кувшином воды и серебряным тазом. Ты любуешься ею, когда она умывается, стараясь не замочить волосы. Раб напряженно смотрит в сторону, когда это ему позволяет обязанность лить из кувшина воду. Он знает, если ты решишь, что он чересчур пристально разглядывает наготу твоей наложницы, лучшая судьба, которая его может ждать – убийственный труд на рудниках.
Но вот умывание закончено. Ты подзываешь её лечь рядом с тобой. Легконогая, будто нимфа, она вспархивает на ложе, и льнёт к тебе всем телом. Ты отставляешь кубок в сторону…
…Ты целуешь меня, мой господин, я чувствую твои шершавые щеки и приятный привкус вина на твоих губах. Я то отвечаю на твой поцелуй, то позволяю твоему языку безраздельно властвовать у меня во рту, то игриво прячу губы, чтобы ты мог, как охотник, настичь добычу и снова завладеть ею. Я знаю сто разных поцелуев, мой повелитель.
Твоя рука ласкает мою грудь. Ты легонько сжимаешь мой нежный сосок пальцами, и он снова твердеет. Дрожь пробегает по моему телу. Я хочу ещё. Но чего хочешь ты? Я пока не решаюсь спросить об этом.
Но твоя рука продолжает странствия, спускается по рёбрам, по животу, подбирается к лобку, который по твоей воле гладко выбрит, и сейчас у меня там всё так, как у незрелой девочки. Я раздвигаю ножки, чтобы впустить тебя, если ты захочешь двинуться дальше, и ты двигаешься. Твоя ладонь скользит по моим ещё влажным половым губам, раздвигая их, указательный палец проникает во влагалище, возвращается, и, соединившись с большим, они вместе нежно сжимают мой клитор. Я не могу сдержать стон, и ты улыбаешься.
Видя, что ты добр ко мне, я спрашиваю тебя, господин, чего ты желаешь теперь. Чтобы я покинула тебя? Или отдалась тебе ещё раз? Или ты не хочешь больше утруждать себя и желаешь, чтобы я снова отсосала тебе? Ты отвечаешь, что хочешь, чтобы я осталась, и дарила блаженство тебе, и получала его от тебя так, как я сама того пожелаю. Как ты щедр, мой господин! Я спрашиваю, не против ли ты, чтобы я позвала Эвтибиду, о чём говорила в прошлый раз, и ты не против…
Эвтибида, белокурая гречанка, которую я сама попросила тебя купить мне на невольничьем рынке. Она понравилась мне, и так умоляла купить её, что я сжалилась, отважившись просить тебя, господин, о такой милости.
О себе Эвтибида сказала, что родом она афинянка, но её родители бежали из Афин, когда на город, как грозовая туча, надвигалась армия Суллы, и нашли убежище на острове Лесбос, но невольничья доля настигла её и там. С тринадцати лет она оказалась рабой знатной уроженки этого острова, которая и стала её первой наставницей в науке любви.
Так же она уверяла, что искусно умеет размять мышцы своему господину или госпоже, так, что после этого они будут чувствовать себя заново родившимися; как никто умеет укладывать складки на тоге; знает одинаково хорошо греческий и латынь; имеет познания в логике и арифметике, которым неизвестно зачем приказала ей обучиться первая хозяйка. Она клялась, что умеет всё, что нужно для того, чтобы ублажить господина и госпожу, чтобы служить им, или присматривать за их благородными детьми. И ещё клялась - она будет вечно благодарна мне, и верна, как собака.
Всё это оказалось правдой. Главное, Эвтибида была достаточно умна, чтобы не забыть благодарность. Ведь она могла бы попасть к кому-нибудь из жирных сенаторов или разбогатевших плебеев, и тогда бы даже обязанность отыскивать член под жирным пузом не избавила б её от тяжелой повседневной работы. Она была достаточно умна, чтобы знать своё место, и не претендовать на моё, на ложе господина. Но когда я достаточно уверилась в её верности и уме, я сама нашла для неё роль на этом ложе.
Господин согласился, хотя и был удивлён: не уже ли я сама хочу делить его с другой рабыней? Я объяснила, что жениться всего на одной женщине не самый умный, на мой взгляд, римский обычай. И всё равно ведь ему никто не следует, заводя целые гаремы рабынь, если есть такая возможность. Что у такого великого человека, как мой господин, должно быть множество жен, и пусть я и мечтаю быть любимейшей из них, чтобы господин как можно чаще награждал меня счастьем выполнять его волю, любая, кто доставляет ему удовольствие – моя союзница…
Молчаливый фракиец отправился за Эвтибидой, а ты, господин, спрашиваешь меня, правду ли я говорила тебе, что когда ты в отъезде, гречанка не только прислуживает мне, но и помогает унять любовное томление. Я отвечаю, что пускай на меня обратится всеобщий гнев и могучих римских богов, и богов моего народа, если я осмелюсь солгать своему господину. Ты хочешь увидеть, как это происходит, и ты увидишь, мой повелитель!
Входит Эвтибида. Она полностью обнажена и на ней нет украшений: таково правило для всех молодых рабынь в твоём доме, а не молодых здесь нет. Она скромна и сдержана. Её белокурые волосы вьются по плечам. Эвтибида худа, как и я, ведь ты, господин, старый солдат. На руках таких как ты Рим поднялся к вершине могущества, на этих же руках он и держится на вершине. Ты не выносишь лености и избытков жира. Живот Эвтибибиды мягок и нежен, кожа как шелк, но нет на нём ни одной складки, которыми так гордятся красавицы из матрон. Бёдра – уже моих, но талия так же тонка. Груди небольшие, в этом она уступает мне, однако они упругие, как спелые плоды. И пускай её нежно-розовые соски с нечеткими ореолами, дарят тебе разнообразие, господин, так отличаясь от моих: небольших, тёмных и ясно очерченных. А её лобок покрыт золотистыми волосами… Скажи только слово, господин, и я прикажу ей обрить его.
Ты ложишься немного в стороне, и снова берёшь в руки кубок. На твоём лице лёгкая улыбка и любопытство… Я утолю его, господин!
Я подзываю к себе Эвтибиду и приказываю ей ласкать меня, как обычно, а сама расслабляюсь, откинувшись на спину. Гречанка знает своё дело, как знала его её первая госпожа. Её прикосновенья легки, как дуновения ветерка, но так приятны, что мурашки пробегают по коже. Как буря неизменно начинается со штиля, так и Эвтибида умеет, начав нежно и медленно, взорваться ураганом страсти. Она ложится на меня и мы целуемся. Я чувствую упругость её грудей, прижатых к моим, податливость живота, жесткое трение волос на слегка выпирающем лобке. Она проникает языком в мои ушные раковины, покусывает мочки, целует шею. Я чувствую нарастающее возбуждение. Гречанка спускается ниже, принимается за мои груди, умело массируя их ладонями, целуя соски, покусывая их, теребя языком, то и дело переходя от одного сосочка к другому. И едва мне в голову приходит мысль, что я хочу большего, её губы спускаются ниже. Она покусывает мои рёбра, язык скользит по животу, проваливаясь во впадинку пупка, легко сжимает зубами выпирающие косточки бёдер. Я расставляю ноги, согнув их в коленях, я хочу, чтобы она лизала мне, но гречанка играет со мной и быстро переходит к пальцам ног, целуя каждый по отдельности. Томительно медленно её рот поднимается вверх по икрам, коленям и внутренней стороне бёдер. И когда я начинаю уже задыхаться от возбуждения, только тогда я, наконец, чувствую влагу и тепло её рта на своих половых губах. Она лижет их, потом раздвигает и принимается щекотать кончиком языка мой клитор. Я испытываю нарастающее удовольствие и наслаждаюсь, а в поощрение – глажу её по волосам. Она смотрит мне в глаза и ни на секунду не останавливается. Моё тело, помимо моей воли, начинает выгибаться, подаваясь ей навстречу. Я расставляю ноги как можно шире и своими руками раздвигаю половые губки, чтобы моей служанке было удобнее меня вылизывать. Она воспринимает это как сигнал, и буквально впивается в меня, усилив нажим на мой набухший клитор, лаская его ещё быстрее. В моё влагалище вторгается её палец, сперва осторожно, потом всё быстрее двигается во мне, и скоро к нему подключается второй. Продлись так ещё минуту, и я кончу, но я вспоминаю, что всё это – для потехи моего господина, я залежалась в одном положении. Я отталкиваю белокурую голову Эвтибиды, кладу её на спину, и сама сажусь ей на лицо. Так ей сложнее: и дышать и лизать, но она справляется, а как – меня сейчас не заботит. Я сама выбираю силу нажима и скольжу половыми губами по её лицу, которое очень скоро начинает блестеть от моих выделений и её слюны. Гречанка тоже начинает стонать, я поворачиваю голову и вижу, что она мастурбирует, сама себе лаская клитор. Я довольна, господин любит смотреть на такое, и мне не раз приходилось мастурбировать ему на показ. Смотри, повелитель смотри! В этом амфитеатре не гладиаторы, две женщины, две твои покорные рабы устраивают зрелище только для тебя.
И я вижу, ты захвачен этим зрелищем, господин. Ты дышишь часто, и давно уж не отпивал из своего кубка, а твой член снова начинает крепнуть. Ты приказываешь нам заняться тобой. Ложишься на грудь, используя мой живот в качестве подушки, и пока твои пальцы играют с моим клитором и половыми губками, то и дело заглядывая во влагалище, Эвтибида делает тебе массаж…
Ты чувствуешь щекой бархат её живота. Она тихо постанывает от твоих ласк, в то время как сильные и нежные руки второй рабыни разминают твои плечи и спину. Твой член, прижатый к ложу твоим телом, опять затвердел, но ты пока не торопишься пускать к нему наложниц. Вместо этого ты велишь азиатке лечь лобком к твоему лицу, ощущаешь её запах и погружаешься губами в нежность и влагу её лона. На твой взгляд, боги не создали цветка прекраснее, чем тот, что между ног у женщин, и ни у одной не нравился тебе больше, чем у этой. Ты можешь лизать ей долго и, бывало, доводил её до такой истомы, что ножки её сжимались против её воли, и не в силах больше терпеть, она молила о пощаде, просила великой милости, чтобы ты поскорее взял её. Твой язык скользит вокруг бугорка возбуждённого клитора, спускается ниже, проникая внутрь, и снова возвращается. Тело азиатки выгибается, она стонет, задыхаясь, называет тебя господином и повелителем, и благодарит тебя за честь и блаженство. И в её стоны вплетаются вздохи гречанки, она уже не разминает твои мышцы, но трётся о твои ягодицы половыми губами, ты чувствуешь жесткое покалывание волос на её лобке.
Ты желаешь лечь на спину, и твоя азиатская прелестница с готовностью опускается промежностью на твоё лицо, как проделывала это с Эвтибидой. И точно так же очень скоро ты покрываешься её соками. Гречанка теперь трётся половыми губами о ствол твоего члена, и она не менее влажна, чем твоя любимица. Такая ласка приятна тебе, ты то и дело забываешь лизать, сосредотачиваясь на ощущениях внизу. Тебе вдруг хочется сравнить вкус и запах этих женщин, их устройство. Ты приказываешь гречанке занять место на твоём лице, а азиатке заняться твоим членом…
Соков из Эвтибиды вытекает меньше, и запах их более резкий, но он тоже тебе приятен. Её половые губки так же невелики и опрятны, но клитор довольно велик, тебе нравится засасывать его и щекотать языком. Однако жесткие лобковые волосы начинают натирать твои губы. Шлепком ладони по ягодицы ты приказываешь слезть с себя сладострастно стонущей гречанке, и предупреждаешь её, что в следующий раз она должна быть гладко выбрита.
Устроившись в твоих ногах, господин, я сосу тебе и лижу твои яйца. Я вижу твой подбородок между ягодицами Эвтибиды и ликую: раз уж ты лижешь ей – она тебе понравилась. Да, господин, пей её, как вино, наслаждайся ею, это изысканное лакомство приготовила тебе я!
Что это?.. Ругаю себя за оплошность, конечно, нужно было обрить её. Но я думала, что напротив, вид золотистых волос на лобке будет тебе приятен. Ведь не так и просто сыскать светловолосых на невольничьем рынке. И чаще всего это германки, которые так грубы и неотесанны, что пригодны лишь стоять, наклонившись, пока ею примитивно не удовлетворится манипул похотливых легионеров.
Эвтибида целует твою руку, умоляя о прощении, а я, желая смягчить твой гнев, сосу с ещё большей страстью, стон вырывается из твоей груди, повелитель, и ты с улыбкой прощаешь нас. Теперь ты приказываешь гречанке взять у тебя в рот. Я немного волнуюсь. Нет, конечно же я испытала её. Десяток юношей-рабов клялись, что не знали блаженства большего, чем доставляла им Эвтибида ртом, языком и руками. Она умела выжать из мужчины семя за считанные мгновения, а могла и растянуть на вечность. Один юноша галл извивался со связанными руками, стеная о том, как хочет кончить, но Эвтибида мучила его целый час, так и не позволив этого. Едва галлу развязали руки, этот наглец принялся дрочить себе сам, и тут же кончил, залив спермой чуть не весь пол в моих покоях, за что его, конечно, ждало наказание. Да, я испытала Эвтибиду, но я всё равно волнуюсь, господин, ведь ни у одного из рабов не было такого большого члена, как у тебя! Чтобы сосать тебе – необходимо настоящее искусство…
Однако гречанка уверенно принимается за дело. Её губы обхватывают багровую головку и она исчезает у неё во рту, она сосёт, глядя тебе в глаза, и на лице твоём только удовольствие господин! Я счастлива. Я смотрю, как головка то исчезает во рту гречанки, то снова появляется, преследуемая шустрым язычком, который так и вьётся вокруг неё, а сама ласкаю твои яйца, перекатывая их под мошонкой в своей ладони.
Ты доволен. Ты спрашиваешь, не я ли учила сосать свою служанку? Я отвечаю, что мы обе твои рабы, и пока только совершенствуемся в своём искусстве доставлять тебе удовольствие, ведь нет такого блаженства, которого ты был бы не достоин, повелитель!
Ты говоришь, что хочешь опробовать гречанку со всех сторон. На всё твоя воля! Боясь оскорбить тебя промедлением, Эвтибида становится на четвереньки. Она готова, повелитель! Ты можешь иметь её, как тебе хочется.
Ты доволен. Похлопав гречанку по попке, ты берёшь её за бёдра и одним мощным толчком насаживаешь на себя. Эвтибида издаёт глухой стон и замирает. Ты начинаешь трахать её со всей силы, ты не любишь медлить. Она содрогается от мощных толчков, а стоны из неё вырываются постоянно… Стонет ли она? Удовольствия ли это стоны? Мне кажется, она скулит. Я заглядываю ей в лицо, делая вид, что целую её, и вижу, что в глазах её стоят слёзы, нижняя губка закушена до крови: она с трудом сносит боль. Я холодею! Я должна была предвидеть это, несчастная гречанка не может вместить тебя полностью, господин, но покорно сносит то, что ты делаешь с нею. Только бы выдержала. Я ласкаю её груди, целую ушные раковины, а сама шепчу, умоляя её потерпеть ещё немного.
Ты доволен. Ты выходишь из неё, и говоришь, что теперь хочешь иметь её в попку; приказываешь мне подготовить к этому твою рабу. Я вижу, как лицо Эвтибиды белеет от страха, но она всё так же стоит на четвереньках, боясь ослушаться или разочаровать тебя. Такая преданность не должна караться болью, господин. Я решаюсь рискнуть твоей благосклонностью, чтобы спасти её. Я бросаюсь к тебе, и, целуя твои ступни, умоляю пощадить гречанку. Она девственна во втором отверстии. У тебя слишком большой член, господин, не обойтись без крови и обмороков от боли. Я обещаю тебе исправить этот изъян, обещаю день за днём разрабатывать её попку, пока она не будет готова. А сейчас, умоляю тебя, повелитель, возьми меня вместо неё!
Как ты великодушен, как добр, мой господин. Ты соглашаешься на замену. Эвтибида благодарит тебя, на щеках её румянец. Улучив мгновение она шепчет мне, что я спасла её дважды, и она мне дважды верна. Но теперь мне предстоит суровое испытание, от которого я уберегла её. Да, я эластична там, и ты уже бывало имел меня в попку, но каждый новый раз – новое испытание…
Я ложусь на живот и расставляю ноги, чуть подогнув их в коленях. Эвтибида подготавливает меня. Сперва она лижет мою дырочку, стремясь проникнуть в неё язычком, потом погружает палец в своё влагалище и вставляет его в меня, разрабатывая, затем проделывает тоже двумя пальцами, я сношу это легко и мне даже приятно. Но ты не желаешь больше ждать, господин. Чувствую, как на меня ложится тяжесть твоего тела. Ради себя самой полностью расслабляюсь. Верная Эвтибида раздвигает пошире мои ягодицы и своей рукой направляет твой ствол в мою попку… Толчок. На счастье твой член покрыт смазкой, которую оставила на нём гречанка. Стискиваю зубы, чтобы не крикнуть, и терплю. На то я и твоя раба, господин, терпеть твои потехи…
Ты знаешь, что ей немного больно от того, что ты с ней делаешь, но она, твоя азиатская прелестница, сносит всё так безропотно, отдаётся так покорно, что это будит в тебе животную страсть и раз за разом ты вгоняешь в неё с удвоенной яростью.
Гречанка ласкает свою госпожу, утешительно гладит по голове, помогая терпеть и на лице её сострадание. Тебя умиляет такая верность, и ты смягчаешься. Но плутовка должна отработать боль, которую перетерпела за неё госпожа. Ты вытаскиваешь член из попки и, поднявшись во весь рост, приказываешь девушке сосать. Счастливая, что ты перестал терзать её хозяйку, она принимается за дело с готовностью. Тебе нравится, как она это делает, что ни говори, греческая плутовка лишь слегка уступает твоей любимице в этом деле.
А скоро и измученная азиатка присоединяется к действу, они сосут тебе по очереди, одна дрочит ствол, другая обрабатывает головку. Одна сосёт, вторая лижет яйца, или обе одновременно, кончиками шустрых язычков скользят по головке. Чем больше тебе хочется кончить, тем большую благосклонность ты испытываешь к ним обоим. Твои мозолистые ладони нежно гладят их по волосам, иногда управляя их головами, глубже насаживая ротиками на член, или показывая, что теперь ты хочешь вставить другой.
Плечом к плечу с Эвтибидой мы ублажаем тебя, господин, мы призываем всё своё искусство для этого. И жжение в попке не мешает мне радоваться, видя, как ты нами доволен. Я хорошо тебя знаю, господин, я чувствую, развязка близится. Я оставляю гречанку с твоим членом наедине, а сама пристраиваюсь сзади, и, пытаясь вклиниться лицом меж упругих ягодиц, лижу твой анус. Это подхлёстывает тебя, я слышу твои глухие стоны, ягодицы сжимаются, и ты кончаешь…
Когда я снова подбираюсь спереди, я вижу Эвтибиду, нежно посасывающую твой член, её лицо забрызгано спермой, а глаза сладострастно прикрыты. О да, она оправдала мои надежды. Я обнимаю её, ласкаю её упругие грудки и слизываю твоё семя с её щек. Мы целуемся, и рты у нас у обеих наполнены твоей спермой…
Мы лежим, пристроив головы на твоей могучей груди, господин. Я глажу твой мускулистый живот, а Эвтибида поигрывает обмякшим членом, таким огромным, когда он встаёт. Из твоих уст сыпется милость за милостью, которыми ты даришь нас. Но главная из них – ты отменяешь своё выступление в сенате, и весь день и всю ночь будешь с нами… Мы с Эвтибидой переглядываемся и хитро улыбаемся друг другу. О нет, господин, ты не пожалеешь об этом решении!
To be continue…