Удивительная штука случилась совсем недавно, либо очень давно, что впрочем, не важно, в старинном городе Н. Странное название и неудобное местоположение, дало толчок к фантазиям жителей. “Мы Энцы”! ”Мы Нерцы”, в одно одностише твердили они, радуясь каждому приезжему. Впрочем, нужно заметить, что жители были, не столь глупы как казались. Частые ЧП и невозмутимость жизни, заставляет притупляться чувству безопасности. Эта среда застаёт врасплох, рано или поздно. Она уничтожает привычную жизнь.
Больница не может без врача, пациенты не могут без профилактик. Старый врач отошёл в мир иной прямо на операции, совершенно не своего профиля, распоров при падении живот своего пациента. Увидившая то окровавленная медсестра, пошатнулась рассудком и побежала прочь. Секунда и хрустнул нос, сложившись набок, а гвоздь, торчащий из стены вошёл в висок, подвеся тело, словно куртку на вешалку.
Это был последний врач в городе Н., как и последняя надежда для больных. Узнав эти новости, разум их пошатнулся, и град мешкоподобных трупов, завалил городок.
Трактора беспощадно размесили “останки”, помазав дорогу песком. В их грязных кабинах сидели обезбашенные водители под действием дешёвого самогона и частенько путали трупы с живыми людьми, даже мольбы о пощаде с хрустом костей их неостанавливал. Крик стоял на всю деревню, а реки крови, насиловали берега. И вдруг, из гущи леса, равнин поля, выбежал испуганный человек в грязных джинсах и рваной майке, оголяющей свежий шрам во всю грудь. Руки украшали наручники, видимо давно врезавшиеся в кисти. Он просто бежал, искал помощь. На вышке городских ворот бедолага был замечен и короткая очередь разрывными патронами, превратила его тело в раскалённое масло невиданной формы с раздробленной грудной клеткой. Органы вывалились на траву, как будто на прилавок мясника.
Город был неподступен. Многие пытались попасть туда, но изуродованные тела только украшали землю, неестественными позами. Мародеры тут же раздевали их, попутно обгрызая кости бедняг и выпивая глаза. Голод носился над забытым Богом городом Н.
Были и смельчаки, типа Бориса, инвалида с детства, изнасилованного собственным отчимом с его же друзьями, малолетками. Он оснастил свою коляску китайскими петардами и размозжил свою голову, не успев тронуться. Просто ракета оторвалась от связки и сделала ему черепной салют. Осколки “кочана” сожрали мародеры, приговаривая давно забытую фразу “Сахарный арбуз”.
Было много случаев! А кто ещё мыслил, охраняли ворота, да и то спустя “рукава”. Многие не выдерживали нагрузки и кидались лицом на шипованную стену, пропуская между гландами острые вилы, на глазах своих маленьких детей. Те не теряли момента и обгладывали своих родителей, дерясь за “деликатесный” глаз, голубого цвета.
Всё бы так и шло, если бы не нашёлся в городе туннель, странный туннель. Жители собрались у входа, начали обсуждать. Говорили до темноты, но никто не решался войти в сумерки. Вдруг одному из охранников пришла идея, позвать Петрушу. Молодой парень с полным отсутствием головы прибежал через минуту и за обещанный кусок сахара, вбежал в туннель. Сверкнули лезвия и две половинки местного “дурачка” упали в проём водостока, забрызгав слепую доярку Норку, алой кровью. Та подумала, что корова “раздоилась” и, шагнув в пустоту, была размазана как паштет об летящий молот. Все ахнули, но не отчаялись силой впихнуть туда одного из охранников города. Тот умолял до последнего, пока накативший валун не перемолол его кости, наклеив тело на потолок как использованную жвачку. В тот день, все решили успокоиться и завалили вход в подземелье, правда, не заметив многодетного папашу. Камни растёрли его конечности в порошок, а последний булыжник размозжил черепную коробку. Тем самым, детишки были обеспечены тёплым ужином.
Вышки следили за окраинами днём и ночью, поэтому заметили толпу зомби, плетущихся на запах горожан. Кочевники пытались укрыться от них в стенах города, но стражи, обильно поливали “бомжей”, кипящим маслом и закидывали огненными стрелами. Люди горели как спички, изображая смертельные гримасы, а глупые жители городка висилились говоря детям, что это клоуны. Подойдя к стенам крепости, зомби углубились в толпу, разгрызая тела, ещё живых кочевников, откусывая руки и ноги, пожирая кишки, выпавшие из разорванного брюха. Ещё дышащие умоляли впустить, но разрывные патроны сторожей лопали головы как тыквы. Через пару минут всё затихло. Правда один из кочевников остался, но спустя мгновение превратился в обглоданный труп, протянувший костлявую конечность в сторону городских ворот, ещё секунда и огненная стрела зажгла его словно факел. Черепная коробка полыхала как канистра с бензином, дожигая остатки мозгов, получивших два высших образования в престижном институте.
Впрочем, такой режим дня для города Н. был обычен. Каждые новые сутки беспощадно забирали жизни. Частенько смерть приходила и от ерунды. Шёл, споткнулся, очнулся уже без половины тела с болтающейся прямой кишкой, забрызгивая себя неконтролируемым потоком поноса, а всё это из-за самогона бабы Руди. Странное было зелье.
На следующий день намечалась свадьба, всё напились до беспаметства, а жених перепутал свадебный торт с мальчиком десяти лет и долго резал, тупой лопаткой, его на кусочки. Из артерии хлестала кровь, и все гости удивлялись сочному пирогу. Потом под крики “Горько!” молодожёны целовались, но жених не выпускал лопатку из рук, пропоров невесте спину. Позвоночник тут же выпал, задев сковороду с кипящей кислотой. Последняя разлилась по залу и двадцать два человека остались без ступней, через мгновение, их ноги подкосились и лица упали в лужи кислотной жижи. Началась паника и выжившие гости ринулись к выходу. Один из них попытался дать возможность женщинам и детям выйти первыми, но получил за своё благородство лишь раздавленные рёбра и пробитое лёгкое, правда растекающаяся лужа помогла ему умереть, путём разъедания всего тела. Дети не хотели уходить, не выпив глаза, за что многие из них были раздавлены. Маленькие головы под весом взрослых горожан весело хлопались, а через ноздри и уши, задорно выдавливались метровые дорожки мозгов.
Как и в каждом городе, здесь был мэр. Звали его Алексей. Честно говоря, как глава города он был никакой, но самое главное никуда не лез. Правда, пьяным любил рассекать по мостовым на своей заряженной Дэу Нексии, насаживая попрошаек на передний бампер, украшенный кольями. Носил всегда спортивный костюм и взятки брал исключительно ящиками алкоголя и ложками наркотиков. Особенно любил “спиды”, поэтому частенько в городе устраивались вечеринки по два, три дня. Тех, кто засыпал, уносили в загон для скотины и кидали в навоз. Обычно в конце вечеринки их будили и ставили вдоль стены. Алексей брал старый, ржавый пулемёт и с глазами в пять рублей, прокручивал бедолагам по три, четыре новых диска. Тушки превращались в набитые свинцом мешки, остатки органов принимали причудливые узоры на облезлой стене. Это мэр называл арт искуством. Через секунды их уже обгладывали, убивая друг друга, вонючие попрошайки. Кстати у последних была целая банда с лидером по прозвищу Кирилл пахучий. Он ходил в рванье, поверх которого был надет старый кожаный плащ, матерился как сапожник и испускал газы при дамах. Что такое мыться просто не знал, но, тем не менее, любил важничать и отправлять на заведомо провальные задания. Один раз он разработал операцию под кодовым названием “2141”, направив десять человек на верную гибель. Приказ заключался в следующем. Давно попрошайки хотели захватить город, поэтому Кирилл-пахучий решил подорвать экономику и приказал десятку своих лучших бомжей напасть на железных монстров, по нашему комбайны. Выдал им лучшие доспехи, состоящие из картонных коробок на тело и ржавых вёдер для защиты головы. Дал трухлявые колья и щиты из ДСП. Долго объяснял план, рисуя его гвоздём на голой спине своего пажа и после совместного опорожнения приказал выдвигаться на поле. С полной самоотдачей побежали они на сельскохозяйственную технику, крича “За Родину, за Кирилла-пахучего”. Правда один споткнулся, получив колом в спину от своего брата, трава покраснела, и тело шмякнулось о землю как мешок с дерьмом. Девять воинов всё же добежали до лезвий комбайна, за километр были видны разлетающиеся доспехи и вёдра со срезанными головами внутри. Фонтаны крови летели на лобовые стёкла, а отчаянный вой, хруст костей и рёвом двигателей, наполняли эфир. Правда, водители ничего не заметили, так как были чертовски пьяны.
Мэр и лидер попрошаек ненавидели друг друга и пытались всё время насолить. Алексей сбивал людей Кирилла-пахучего, а последний всячески старался уничтожить комбайны. Один раз правителю города это надоело и он, собрав армию из колхозников и двух милиционеров пошёл в бомж-таун. Это место за городом пользовалось дурной славой, так как многие оттуда возвращались в виде обглоданных костей. Дома были построены из мусора и коробок, улочки хитро пересекались, образовывая тупики в самых неподходящих местах. Пахло тухлятиной и жареными крысами. После каждого дождя или лёгкого ветерка, дома рушились, заваливая бродяг картоном с привязанными кусками арматуры, которая наравила войти в глаз и пройдя весь организм сделать цветок из анального отверстия. Таким образом, бедолага оставался стоять и попрошайкам было удобно его жарить, облив бензином ещё живого человека. В центре поселения находился особняк Кирилла-пахучего. Верные холопы в рванье охраняли вход, а несколько наложниц с разбитыми лицами и поводками на шее, стоя на четвереньках ели навоз. Рядом стоял привязанным к дереву за член, сумасшедший человек по имени “святогор”. На его горбу хозяин ездил по городу, а для резкого ускорения втыкал вилку в ухо. С ужасающим воем, бедняга, начинал бежать. Хватало таких дурачков ненадолго, обычно либо у них стучало сердце и посреди поездки они падали на частокол, либо сгнивали от сифилиса и разваливались по дороге. Неподалёку от особняка была казарма, где находилось около тридцати солдат и пяти бумажных танков на человечьем ходу. Это была гордость правителя и на всех парадах шла колонной, топча зевак. Один человек залезал на другого, надевался бумажный корпус и пока нижний шёл, верхний кидался камнями и шипел на врага. Ни один такой танк так и не вернулся на базу, так как его за километр расстреливали из автоматов, вспарывая животы разрывными патронами. Соседнем зданием был военный аэродром. Между двумя берёзками была натянута каучуковая резинка и человек с прибитыми к голым рукам деревянными крыльями, запускался в небо, обычно пролетев пару сотен метров, “лётчик”, падал в вечно-горящую помойку и, вспыхивая как свечка, визжа, носился по городу устраивая пожар. Обычно пожарная служба тут-же забивала их вилами, но иногда загорались и дома, сжигая всё на своём пути.
Итак, Алёша пошёл со своей дружиной на войну. Подступив к городу, колхозники стали поджигать себя и горящими биться о ворота, через мгновение ворота заполыхали и повалились на пятерых бойцов, размазав тела тонким слоем, а глаза, под тяжестью лопая как петарды. Попрошайки, схватив колья, стали отбиваться, чело-танки двинулись в бой, шипя и кидая булыжники, чело-самолёты стали обливаться бензином и, полыхая рушиться на врага. Милиционеры Алексея, вызвали по рации комбайны, а сами тем временем отстреливались из рогаток, с двух рук, изображая полёты МаксПейна. Тут душераздирающие крики затмили двигатели сельхозмашин, пьяные трактористы, перепутав своих и чужих, стали кромсать всех подряд. Слёзы и кровь текли по земле, Кирилл-пахучий искал в толпе Алексея, а последний тем временем кололся под одним из комбайнов. Верный холоп попрошайка разыскал его и только замахнулся убить, как горящий чело-самолёт упал на него, сломав в три погибели позвоночник. Желудок мертвеца опорожнился, и тело, упав на колени, повалилось на Алексея. Рука дернулась, и шприц упал на траву, разлив всё содержимое. « - НЕТ! За что?!” прокричал Лёша и, схватив пулемет, стал расстреливать всех подряд. Под пулемётным огнём тела стали танцевать в стиле диско под свист прошивающих насквозь пуль, а мэр, рыдая всё нажимал на курок.
Неожиданно послышалась команда “Попрошайки, газовая атака!” и все бомжи одновременно испустили зловонные газы. Небо почернело, глаза колхозников заслезились, а тела стали протыкаться трухлявыми кольями и ломаться от града камней. Алексей дал команду отступать и побежал в сторону своего города, ему на перерез, бродяги пустили валун, который благополучно “переживал” ноги мэра. На руках он пытался полсти, но Кирилл-пахучий на своём боевом “святогоре” нагнал беглеца и принялся бить бревном по голове. Лёша достал нож и воткнул в ногу врага, лидер попрошаек упал и обгадился со страху. “Святогор” попытался, спаси честь хозяина и вылизал анальное отверстие, но подавился вчерашними орешками и, посинев, свалился замертво. Кирилл-попрошайка пополз на мэра, оставалось каких то пару метров, когда пьяный тракторист переехал обоих даже не заметив. Бой близился к концу.
На следующий день все собирали трупы, на руках с поля боя вынесли мэра, а Кирилла-пахучего, привязали за ногу к комбайну и катали по городским улицам, не догадываясь, что он ещё жив. Стёршаяся кожа оголила черепушку, и искры посыпались, когда она волочилась по мостовой. Нос и губы стёрлись, а кожаный плащ слетел, запутавшись в петлю. Через пару кварталов петля зацепилась за встречный трактор, и тело бедолаги разорвало, выкинув кишки на дорогу, как желток из разбитого яйца. Тут же водитель остановился, топором отрубил голову с висящим языком, надел её на палку и дал какому-то мальчишке со словами “Вот тебе игрушечная лошака”. Паренек сразу засунул её между ног и попрыгал, прицёкивая языком. Полуживого Алексея понесли на кладбище, где пьяные трактористы уронили его, насадив всем телом на оградку. Потом один из них, плюнул и пошёл пить самогон, остальные, подумав секунду, решили похоронить “как время будет” и гуськом удалились. Через мгновение налетели попрошайки и, не обращая внимания на вопли, обглодали несчастного, выпив глаза.
Город вернулся к привычному ритму, выжившие сделали день битвы, выходным и избрали нового мэра. Но, тем не менее, в стаде попрошаек начал явно выделяться новый лидер Роман-наркоманистый. Так что война ещё не окончена. Хотя ходят слухи, что с востока движиться отряд обкурыша Ильи Музыкального из славного города Эрафия. Поговаривают, что он казнит всех своих подданных ради забавы. Поэтому новому мэру ПалПалычу нужно собирать войско и готовиться отражать набеги. И кстати, чуть не забыл, бабке самогонщице устроили самосуд за такой странный самогон. Привязали к дереву и влили в горло почти все её запасы, а это не много не мало тридцать литров. Лицо её позеленело, нос ввалился, а внутренние ораны успешно вылезли вместе с рвотой. Глаза вывалились и повисли на сосудиках. Жителям показалось этого мало и как только бабка начала опорожняться, засунули трубку одним концом в анальное отверстие, другим в рот. Получились сообщающиеся сосуды. ВСЁ.
Больница не может без врача, пациенты не могут без профилактик. Старый врач отошёл в мир иной прямо на операции, совершенно не своего профиля, распоров при падении живот своего пациента. Увидившая то окровавленная медсестра, пошатнулась рассудком и побежала прочь. Секунда и хрустнул нос, сложившись набок, а гвоздь, торчащий из стены вошёл в висок, подвеся тело, словно куртку на вешалку.
Это был последний врач в городе Н., как и последняя надежда для больных. Узнав эти новости, разум их пошатнулся, и град мешкоподобных трупов, завалил городок.
Трактора беспощадно размесили “останки”, помазав дорогу песком. В их грязных кабинах сидели обезбашенные водители под действием дешёвого самогона и частенько путали трупы с живыми людьми, даже мольбы о пощаде с хрустом костей их неостанавливал. Крик стоял на всю деревню, а реки крови, насиловали берега. И вдруг, из гущи леса, равнин поля, выбежал испуганный человек в грязных джинсах и рваной майке, оголяющей свежий шрам во всю грудь. Руки украшали наручники, видимо давно врезавшиеся в кисти. Он просто бежал, искал помощь. На вышке городских ворот бедолага был замечен и короткая очередь разрывными патронами, превратила его тело в раскалённое масло невиданной формы с раздробленной грудной клеткой. Органы вывалились на траву, как будто на прилавок мясника.
Город был неподступен. Многие пытались попасть туда, но изуродованные тела только украшали землю, неестественными позами. Мародеры тут же раздевали их, попутно обгрызая кости бедняг и выпивая глаза. Голод носился над забытым Богом городом Н.
Были и смельчаки, типа Бориса, инвалида с детства, изнасилованного собственным отчимом с его же друзьями, малолетками. Он оснастил свою коляску китайскими петардами и размозжил свою голову, не успев тронуться. Просто ракета оторвалась от связки и сделала ему черепной салют. Осколки “кочана” сожрали мародеры, приговаривая давно забытую фразу “Сахарный арбуз”.
Было много случаев! А кто ещё мыслил, охраняли ворота, да и то спустя “рукава”. Многие не выдерживали нагрузки и кидались лицом на шипованную стену, пропуская между гландами острые вилы, на глазах своих маленьких детей. Те не теряли момента и обгладывали своих родителей, дерясь за “деликатесный” глаз, голубого цвета.
Всё бы так и шло, если бы не нашёлся в городе туннель, странный туннель. Жители собрались у входа, начали обсуждать. Говорили до темноты, но никто не решался войти в сумерки. Вдруг одному из охранников пришла идея, позвать Петрушу. Молодой парень с полным отсутствием головы прибежал через минуту и за обещанный кусок сахара, вбежал в туннель. Сверкнули лезвия и две половинки местного “дурачка” упали в проём водостока, забрызгав слепую доярку Норку, алой кровью. Та подумала, что корова “раздоилась” и, шагнув в пустоту, была размазана как паштет об летящий молот. Все ахнули, но не отчаялись силой впихнуть туда одного из охранников города. Тот умолял до последнего, пока накативший валун не перемолол его кости, наклеив тело на потолок как использованную жвачку. В тот день, все решили успокоиться и завалили вход в подземелье, правда, не заметив многодетного папашу. Камни растёрли его конечности в порошок, а последний булыжник размозжил черепную коробку. Тем самым, детишки были обеспечены тёплым ужином.
Вышки следили за окраинами днём и ночью, поэтому заметили толпу зомби, плетущихся на запах горожан. Кочевники пытались укрыться от них в стенах города, но стражи, обильно поливали “бомжей”, кипящим маслом и закидывали огненными стрелами. Люди горели как спички, изображая смертельные гримасы, а глупые жители городка висилились говоря детям, что это клоуны. Подойдя к стенам крепости, зомби углубились в толпу, разгрызая тела, ещё живых кочевников, откусывая руки и ноги, пожирая кишки, выпавшие из разорванного брюха. Ещё дышащие умоляли впустить, но разрывные патроны сторожей лопали головы как тыквы. Через пару минут всё затихло. Правда один из кочевников остался, но спустя мгновение превратился в обглоданный труп, протянувший костлявую конечность в сторону городских ворот, ещё секунда и огненная стрела зажгла его словно факел. Черепная коробка полыхала как канистра с бензином, дожигая остатки мозгов, получивших два высших образования в престижном институте.
Впрочем, такой режим дня для города Н. был обычен. Каждые новые сутки беспощадно забирали жизни. Частенько смерть приходила и от ерунды. Шёл, споткнулся, очнулся уже без половины тела с болтающейся прямой кишкой, забрызгивая себя неконтролируемым потоком поноса, а всё это из-за самогона бабы Руди. Странное было зелье.
На следующий день намечалась свадьба, всё напились до беспаметства, а жених перепутал свадебный торт с мальчиком десяти лет и долго резал, тупой лопаткой, его на кусочки. Из артерии хлестала кровь, и все гости удивлялись сочному пирогу. Потом под крики “Горько!” молодожёны целовались, но жених не выпускал лопатку из рук, пропоров невесте спину. Позвоночник тут же выпал, задев сковороду с кипящей кислотой. Последняя разлилась по залу и двадцать два человека остались без ступней, через мгновение, их ноги подкосились и лица упали в лужи кислотной жижи. Началась паника и выжившие гости ринулись к выходу. Один из них попытался дать возможность женщинам и детям выйти первыми, но получил за своё благородство лишь раздавленные рёбра и пробитое лёгкое, правда растекающаяся лужа помогла ему умереть, путём разъедания всего тела. Дети не хотели уходить, не выпив глаза, за что многие из них были раздавлены. Маленькие головы под весом взрослых горожан весело хлопались, а через ноздри и уши, задорно выдавливались метровые дорожки мозгов.
Как и в каждом городе, здесь был мэр. Звали его Алексей. Честно говоря, как глава города он был никакой, но самое главное никуда не лез. Правда, пьяным любил рассекать по мостовым на своей заряженной Дэу Нексии, насаживая попрошаек на передний бампер, украшенный кольями. Носил всегда спортивный костюм и взятки брал исключительно ящиками алкоголя и ложками наркотиков. Особенно любил “спиды”, поэтому частенько в городе устраивались вечеринки по два, три дня. Тех, кто засыпал, уносили в загон для скотины и кидали в навоз. Обычно в конце вечеринки их будили и ставили вдоль стены. Алексей брал старый, ржавый пулемёт и с глазами в пять рублей, прокручивал бедолагам по три, четыре новых диска. Тушки превращались в набитые свинцом мешки, остатки органов принимали причудливые узоры на облезлой стене. Это мэр называл арт искуством. Через секунды их уже обгладывали, убивая друг друга, вонючие попрошайки. Кстати у последних была целая банда с лидером по прозвищу Кирилл пахучий. Он ходил в рванье, поверх которого был надет старый кожаный плащ, матерился как сапожник и испускал газы при дамах. Что такое мыться просто не знал, но, тем не менее, любил важничать и отправлять на заведомо провальные задания. Один раз он разработал операцию под кодовым названием “2141”, направив десять человек на верную гибель. Приказ заключался в следующем. Давно попрошайки хотели захватить город, поэтому Кирилл-пахучий решил подорвать экономику и приказал десятку своих лучших бомжей напасть на железных монстров, по нашему комбайны. Выдал им лучшие доспехи, состоящие из картонных коробок на тело и ржавых вёдер для защиты головы. Дал трухлявые колья и щиты из ДСП. Долго объяснял план, рисуя его гвоздём на голой спине своего пажа и после совместного опорожнения приказал выдвигаться на поле. С полной самоотдачей побежали они на сельскохозяйственную технику, крича “За Родину, за Кирилла-пахучего”. Правда один споткнулся, получив колом в спину от своего брата, трава покраснела, и тело шмякнулось о землю как мешок с дерьмом. Девять воинов всё же добежали до лезвий комбайна, за километр были видны разлетающиеся доспехи и вёдра со срезанными головами внутри. Фонтаны крови летели на лобовые стёкла, а отчаянный вой, хруст костей и рёвом двигателей, наполняли эфир. Правда, водители ничего не заметили, так как были чертовски пьяны.
Мэр и лидер попрошаек ненавидели друг друга и пытались всё время насолить. Алексей сбивал людей Кирилла-пахучего, а последний всячески старался уничтожить комбайны. Один раз правителю города это надоело и он, собрав армию из колхозников и двух милиционеров пошёл в бомж-таун. Это место за городом пользовалось дурной славой, так как многие оттуда возвращались в виде обглоданных костей. Дома были построены из мусора и коробок, улочки хитро пересекались, образовывая тупики в самых неподходящих местах. Пахло тухлятиной и жареными крысами. После каждого дождя или лёгкого ветерка, дома рушились, заваливая бродяг картоном с привязанными кусками арматуры, которая наравила войти в глаз и пройдя весь организм сделать цветок из анального отверстия. Таким образом, бедолага оставался стоять и попрошайкам было удобно его жарить, облив бензином ещё живого человека. В центре поселения находился особняк Кирилла-пахучего. Верные холопы в рванье охраняли вход, а несколько наложниц с разбитыми лицами и поводками на шее, стоя на четвереньках ели навоз. Рядом стоял привязанным к дереву за член, сумасшедший человек по имени “святогор”. На его горбу хозяин ездил по городу, а для резкого ускорения втыкал вилку в ухо. С ужасающим воем, бедняга, начинал бежать. Хватало таких дурачков ненадолго, обычно либо у них стучало сердце и посреди поездки они падали на частокол, либо сгнивали от сифилиса и разваливались по дороге. Неподалёку от особняка была казарма, где находилось около тридцати солдат и пяти бумажных танков на человечьем ходу. Это была гордость правителя и на всех парадах шла колонной, топча зевак. Один человек залезал на другого, надевался бумажный корпус и пока нижний шёл, верхний кидался камнями и шипел на врага. Ни один такой танк так и не вернулся на базу, так как его за километр расстреливали из автоматов, вспарывая животы разрывными патронами. Соседнем зданием был военный аэродром. Между двумя берёзками была натянута каучуковая резинка и человек с прибитыми к голым рукам деревянными крыльями, запускался в небо, обычно пролетев пару сотен метров, “лётчик”, падал в вечно-горящую помойку и, вспыхивая как свечка, визжа, носился по городу устраивая пожар. Обычно пожарная служба тут-же забивала их вилами, но иногда загорались и дома, сжигая всё на своём пути.
Итак, Алёша пошёл со своей дружиной на войну. Подступив к городу, колхозники стали поджигать себя и горящими биться о ворота, через мгновение ворота заполыхали и повалились на пятерых бойцов, размазав тела тонким слоем, а глаза, под тяжестью лопая как петарды. Попрошайки, схватив колья, стали отбиваться, чело-танки двинулись в бой, шипя и кидая булыжники, чело-самолёты стали обливаться бензином и, полыхая рушиться на врага. Милиционеры Алексея, вызвали по рации комбайны, а сами тем временем отстреливались из рогаток, с двух рук, изображая полёты МаксПейна. Тут душераздирающие крики затмили двигатели сельхозмашин, пьяные трактористы, перепутав своих и чужих, стали кромсать всех подряд. Слёзы и кровь текли по земле, Кирилл-пахучий искал в толпе Алексея, а последний тем временем кололся под одним из комбайнов. Верный холоп попрошайка разыскал его и только замахнулся убить, как горящий чело-самолёт упал на него, сломав в три погибели позвоночник. Желудок мертвеца опорожнился, и тело, упав на колени, повалилось на Алексея. Рука дернулась, и шприц упал на траву, разлив всё содержимое. « - НЕТ! За что?!” прокричал Лёша и, схватив пулемет, стал расстреливать всех подряд. Под пулемётным огнём тела стали танцевать в стиле диско под свист прошивающих насквозь пуль, а мэр, рыдая всё нажимал на курок.
Неожиданно послышалась команда “Попрошайки, газовая атака!” и все бомжи одновременно испустили зловонные газы. Небо почернело, глаза колхозников заслезились, а тела стали протыкаться трухлявыми кольями и ломаться от града камней. Алексей дал команду отступать и побежал в сторону своего города, ему на перерез, бродяги пустили валун, который благополучно “переживал” ноги мэра. На руках он пытался полсти, но Кирилл-пахучий на своём боевом “святогоре” нагнал беглеца и принялся бить бревном по голове. Лёша достал нож и воткнул в ногу врага, лидер попрошаек упал и обгадился со страху. “Святогор” попытался, спаси честь хозяина и вылизал анальное отверстие, но подавился вчерашними орешками и, посинев, свалился замертво. Кирилл-попрошайка пополз на мэра, оставалось каких то пару метров, когда пьяный тракторист переехал обоих даже не заметив. Бой близился к концу.
На следующий день все собирали трупы, на руках с поля боя вынесли мэра, а Кирилла-пахучего, привязали за ногу к комбайну и катали по городским улицам, не догадываясь, что он ещё жив. Стёршаяся кожа оголила черепушку, и искры посыпались, когда она волочилась по мостовой. Нос и губы стёрлись, а кожаный плащ слетел, запутавшись в петлю. Через пару кварталов петля зацепилась за встречный трактор, и тело бедолаги разорвало, выкинув кишки на дорогу, как желток из разбитого яйца. Тут же водитель остановился, топором отрубил голову с висящим языком, надел её на палку и дал какому-то мальчишке со словами “Вот тебе игрушечная лошака”. Паренек сразу засунул её между ног и попрыгал, прицёкивая языком. Полуживого Алексея понесли на кладбище, где пьяные трактористы уронили его, насадив всем телом на оградку. Потом один из них, плюнул и пошёл пить самогон, остальные, подумав секунду, решили похоронить “как время будет” и гуськом удалились. Через мгновение налетели попрошайки и, не обращая внимания на вопли, обглодали несчастного, выпив глаза.
Город вернулся к привычному ритму, выжившие сделали день битвы, выходным и избрали нового мэра. Но, тем не менее, в стаде попрошаек начал явно выделяться новый лидер Роман-наркоманистый. Так что война ещё не окончена. Хотя ходят слухи, что с востока движиться отряд обкурыша Ильи Музыкального из славного города Эрафия. Поговаривают, что он казнит всех своих подданных ради забавы. Поэтому новому мэру ПалПалычу нужно собирать войско и готовиться отражать набеги. И кстати, чуть не забыл, бабке самогонщице устроили самосуд за такой странный самогон. Привязали к дереву и влили в горло почти все её запасы, а это не много не мало тридцать литров. Лицо её позеленело, нос ввалился, а внутренние ораны успешно вылезли вместе с рвотой. Глаза вывалились и повисли на сосудиках. Жителям показалось этого мало и как только бабка начала опорожняться, засунули трубку одним концом в анальное отверстие, другим в рот. Получились сообщающиеся сосуды. ВСЁ.