Попробуйте заговорить со старым одесситом о трамвае его детства, и вы увидите тотчас потеплевший взгляд, грустную улыбку и услышите начало восторженного монолога:
- Вы себе даже не представляете...
Не перебивайте его, дайте высказаться человеку, тем более, что старый одесский трамвай действительно был непременной принадлежностью улицы, жизни, быта, фольклора и являл собою колоритнейшее зрелище - что снаружи, что внутри. Набранные из светлых реек скамейки с перекидной спинкой, дабы можно было сидеть лицом по направлению движения или, если хотите, наоборот. Две закрепленные под потолком трубки, или деревянные палки, с подвешенными на ремнях треугольными ручками, за которые так удобно было держаться, стоя в любом месте прохода между скамейками. Передняя и задняя площадки, отделенные от салона стенками с дверьми на роликах. Гибкие железные решетки, закрепленные между моторным и прицепным вагоном для того, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не попал в это опасное место... А на "колбасе", то есть на заднем буфере второго вагона, - дочерна загорелые пацаны, считавшие такой проезд чуть ли ни делом чести. На подножке вечно открытых дверей вагона - взрослые мужики, коим иногда не хватало места внутри. Из открытого окна задней площадки - лес бамбуковых удилищ... И все это - под несмолкающие звонки, сквозь густой, как туман, аромат цветущих акаций, не спеша движется, скажем, на седьмую станцию Фонтана, потом на десятую, на шестнадцатую, и дальше, дальше... в прошлое...
Трамвай добивали в течение долгих десятилетий, и если еще окончательно не добили, то, может быть, исключительно из-за того, что он уже в значительной степени принадлежит мифу, а это, знаете ли, штука долговечная.
Поначалу снесли "грибки" на городских остановках, заботливо сооруженные еще Бельгийским обществом, чтобы ожидающие трамвая пассажиры имели где укрыться от дождя, снега или солнца. Позже исчезли со столбов казавшиеся вечными чугунные доски с литыми надписями: "Остановка", "Остановка по требованию" и вензелем из переплетенных букв "О" и "Т", что означало "Одесский трамвай". Следом на ними и сами изящные металлические столбы для подвески трамвайных и иных проводов срезали электросваркой, а вместо них повтыкали унылые железобетонные "карандаши", сочетающиеся с обликом старинных улиц примерно, как тельняшка с галстуком. В одночасье куда-то пропали двойные, так называемые пульмановские, открытые вагоны с невысокими ажурными решетками вместо стен, которые считались своего рода достопримечательностью Одессы.
Разрушили или до неузнаваемости изуродовали не лишенные архитектурных достоинств трамвайные станции на конечных остановках, а потом постепенно начали сносить и уютные павильоны на некогда загородных Аркадийской, Большефонтанской, Люстдорфской...
К административному варварству подключилась "частная инициатива" - повсеместно похищали пластмассовые сиденья, обнажая нелепые металлические конструкции. И трамваи начинали напоминать вагоны для перевозки крупного рогатого скота, в которых тоже имеются всякие стойки и перекладины, к коим привязывают коров-пассажирок. Наконец, начали исчезать с линий и сами вагоны, поелику намертво "застывали" в депо.
И получалось, как изрек однажды немолодой гражданин в трамвае 10-го маршрута, что "если уже от Куликового поля до шестнадцатой Фонтана ходит всего один вагон, так это явно - "не фонтан". Правда, сей изрядный одесский каламбур тут же был парирован не менее изящной сентенцией:
- Один вагон таки да лучше, чем пять танков.
Но это уже из области неистребимого одесского трамвайного юмора, с чувствительностью барометра реагирующего на всяческие изменения ситуации, уровня инфляции, общественного сознания и графика движения вожделенного электротранспорта. К примеру, в переполненном трамвае раздается раздосадованный голос:
- Такая давка, что я уже не знаю, в свой карман я лезу, или в чужой!
Мгновенно следует чей-то громкий комментарий:
- Какая разница, когда оба пустые!
Этот, ставший уже легендарным, юмор оберегает нас от унылого ожидания на остановках, тесноты в вагоне, бессмысленного выражения эмоций в адрес тех, которых эти эмоции, мягко говоря, не волнуют. Представьте себе час пик на конечной (она же - начальная) остановка трамвая #26 возле железнодорожного вокзала. Подходит долгожданный трамвай, одна толпа начинает выдавливаться из него, а другая тут же бросается на него со скоростью и решительностью, необходимой разве что при освобождении заложников. И только немолодая женщина с тяжелой, по-видимому, сумкой даже не пытается "штурмовать" дверь вагона. Она обреченно стоит поодаль, а когда мимо нее проходят вышедшие из трамвая пассажиры, негромко, с доброй такой улыбкой произносит:
- Какие же вы счастливые, вы уже приехали.
Вот это уже, говоря по-одесски, "смех сквозь незаметных слез!"
Кстати, выражение это я услышал тоже в трамвае, но эдак лет тридцать назад и совершенно по другому, менее печальному случаю. А вообще, чего только нельзя было выслушать в трамвае нашего детства!
Провозглашаемая безапелляционным тоном аксиома, вроде:
- Как, вы не знаете, что на Привозе за чирус хотят меньше, чем на Алексеевском!
Масса необходимой информации, типа:
- Когда вся Балковская знает, что Кнела-фрайер сидит в ДОПР'е, так его мутарша кидает понты, что он слинял до сеструхи в Крыжополь!
Произнесенное как бы про себя, но не без намека и надежды, откровение:
- Чтоб я так могла стоять с этими кошелками, как я не могу.
После этого кто-нибудь обязательно вскакивал со смущенным видом:
- Присаживайтесь, мамаша, чего же вы сразу не сказали?
Тонкие метеорологические наблюдения, наподобие:
- На "массиве" солнце всегда лучше. Чем даже рядом на Ланжерончике.
Сетование "дачного мужа", ежедневно мотающегося из Люстдорфа в город на работу и обратно:
- Так что я имею с той дачи, кроме ничего?!
Мольба пассажира, стиснутого так, что он едва мог говорить, но начинающаяся, однако, обращением, традиционным для Одессы еще со времен ее полуфранцузской юности:
- Мадам, не давите на меня крупом!
Нетерпеливое полуприказание-полупросьба некоего гражданина к даме, которая, по его разумению, не слишком резво взбиралась на подножку вагона:
- Ну, лезь уже, лезь!
В ответ она разворачивается и изрекает:
- Не лезь, а лезьте! А еще в шляпе!
Надобно знать, что в то время сей головной убор считался прерогативой более или менее интеллигентного пассажира, не совместимой с нарушением освященного десятилетиями трамвайного этикета.
...Но все эти, периодически вспыхивающие перепалки, стычки, конфликты в массе своей не отличались откровенной злобой, агрессивностью и чаще всего угасали вполне мирно, даже без вмешательства кондуктора или, как испокон веку говорили в Одессе, кондукторши.
Это были колоритные, большей частью, немолодые одесситки, умудренные жизнью, закаленные многолетним общением с пассажирами и понаторевшие в своей, нужно признать, нелегкой работе, во время которой успевали чуть ли ни одновременно проделать массу вещей. Они принимали от пассажиров "мелочь", бросали ее в висевшую на плече сумку, давали сдачу, открывали от прикрепленных к ремню сумки рулонов билеты, следили за посадкой и высадкой, по окончании которых дергали за проволоку, и в кабине водителя, которого по старинке именовали ватманом, раздавался звонок, означавший, что "уже можно ехать".
А еще кондукторши должны были объявлять остановки, что они делали иногда весьма своеобразно. Так, когда в 1963 году в Одессу после долгого перерыва приехал и выступал со своим оркестром в Украинском театре Леонид Утесов, кондукторша 1-го маршрута трамвая, который шел по Садовой, объявляла: "Госцирк. Следующая остановка - концерт Утесова!" Они вообще отличались сочным, смачным языком, что придавало особую прелесть старому одесскому трамваю. "Что-то я не вижу на билеты!" - многозначительно провозглашала кондуторша, если на ее глазах пассажиры входили в трамвай, но не торопились передавать друг другу монетки. Если же, по ее мнению, этот процесс шел недостаточно интенсивно, в вагоне тотчас раздавалось: "Веселее на билеты! Веселее!"
Некоторые "лирические" вариации кондукторш могли вогнать стеснительного пассажира в краску:
- Молодой человек в синей кепке! Если вам так нравится эта дама, так берите ее и идите вперед, а то вы стоите и закрываете мне весь проход!
Летом, измученная бесконечными и, как ей казалось, совершенно бестолковыми вопросами приезжих, на вопрос: "Кондуктор, куда идет трамвай?" - она могла в сердцах ответить: "Вперед". В этом случае мгновенно собиралась летучая конференция пассажиров для безусловного выяснения "как легче и короче добраться приезжему товарищу в санаторий Чувырина" или, скажем, "на улицу Воровского, которая уже была Воровского, потом - маршала Малиновского, теперь - обратно Воровского, но вы, когда сойдете, спросите Малую Арнаутскую!"
Традиционной и безуспешной была борьба с пассажирами, которые так и норовили выйти с задней площадки:
- Сколько же я могу харкать кровью, что задняя дверь только для сюда!
А когда появились вагоны с автоматической дверью, посередине проема которой, как и теперь, был поручень, кондукторша на остановке могла просунуть голову в окно и сообщить пассажирам, что "садиться нужно на обе половинки!"
Но самый потрясающий, самый сногшибательный перл я услышал когда-то на задней площадке прицепного вагона трамвая #28, только что отошедшего от конечной остановки возле парка имени Шевченко и выезжающего на улицу Белинского - наличие и точность деталей обязательна, поелику без них любая история может обернуться легендой или анекдотом, а эта, как говаривал незабвенный О.Бендер: "медицинский факт". Дама медленно и величественно вносила себя в вагон; нужно признать, там было, что нести: очаровательна с головы до ног, как говорится, женщина "под ключ". И когда она, наконец, вся уже оказалась на площадке, закрывавшаяся дверь защемила каблук ее изящнейшей "лодочки". В общем, ничего страшного для здоровья и тем более для жизни, но пассажиры тут же завопили: "Кондуктор, нога! Нога!" И тогда кондукторша, немолодая женщина, профессионально быстро оценив ситуацию, с ледяным спокойствием изрекла: "Ногу надо держать с головой!" Пассажиры молчали, "переваривая" только что родившийся на их глазах афоризм, каламбур или заповедь...
Да я бы ей памятник поставил, этой мудрой, неизвестной, канувшей в прошлое, одесской кондукторше! Ногу нужно держать с головой, руку нужно держать с головой, перо нужно держать с головой и, самое главное, голову нужно держать... с головой. Тогда, может быть, все было бы по-другому в городе, в трамвае. И везде, и вообще...
- Вы себе даже не представляете...
Не перебивайте его, дайте высказаться человеку, тем более, что старый одесский трамвай действительно был непременной принадлежностью улицы, жизни, быта, фольклора и являл собою колоритнейшее зрелище - что снаружи, что внутри. Набранные из светлых реек скамейки с перекидной спинкой, дабы можно было сидеть лицом по направлению движения или, если хотите, наоборот. Две закрепленные под потолком трубки, или деревянные палки, с подвешенными на ремнях треугольными ручками, за которые так удобно было держаться, стоя в любом месте прохода между скамейками. Передняя и задняя площадки, отделенные от салона стенками с дверьми на роликах. Гибкие железные решетки, закрепленные между моторным и прицепным вагоном для того, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не попал в это опасное место... А на "колбасе", то есть на заднем буфере второго вагона, - дочерна загорелые пацаны, считавшие такой проезд чуть ли ни делом чести. На подножке вечно открытых дверей вагона - взрослые мужики, коим иногда не хватало места внутри. Из открытого окна задней площадки - лес бамбуковых удилищ... И все это - под несмолкающие звонки, сквозь густой, как туман, аромат цветущих акаций, не спеша движется, скажем, на седьмую станцию Фонтана, потом на десятую, на шестнадцатую, и дальше, дальше... в прошлое...
Трамвай добивали в течение долгих десятилетий, и если еще окончательно не добили, то, может быть, исключительно из-за того, что он уже в значительной степени принадлежит мифу, а это, знаете ли, штука долговечная.
Поначалу снесли "грибки" на городских остановках, заботливо сооруженные еще Бельгийским обществом, чтобы ожидающие трамвая пассажиры имели где укрыться от дождя, снега или солнца. Позже исчезли со столбов казавшиеся вечными чугунные доски с литыми надписями: "Остановка", "Остановка по требованию" и вензелем из переплетенных букв "О" и "Т", что означало "Одесский трамвай". Следом на ними и сами изящные металлические столбы для подвески трамвайных и иных проводов срезали электросваркой, а вместо них повтыкали унылые железобетонные "карандаши", сочетающиеся с обликом старинных улиц примерно, как тельняшка с галстуком. В одночасье куда-то пропали двойные, так называемые пульмановские, открытые вагоны с невысокими ажурными решетками вместо стен, которые считались своего рода достопримечательностью Одессы.
Разрушили или до неузнаваемости изуродовали не лишенные архитектурных достоинств трамвайные станции на конечных остановках, а потом постепенно начали сносить и уютные павильоны на некогда загородных Аркадийской, Большефонтанской, Люстдорфской...
К административному варварству подключилась "частная инициатива" - повсеместно похищали пластмассовые сиденья, обнажая нелепые металлические конструкции. И трамваи начинали напоминать вагоны для перевозки крупного рогатого скота, в которых тоже имеются всякие стойки и перекладины, к коим привязывают коров-пассажирок. Наконец, начали исчезать с линий и сами вагоны, поелику намертво "застывали" в депо.
И получалось, как изрек однажды немолодой гражданин в трамвае 10-го маршрута, что "если уже от Куликового поля до шестнадцатой Фонтана ходит всего один вагон, так это явно - "не фонтан". Правда, сей изрядный одесский каламбур тут же был парирован не менее изящной сентенцией:
- Один вагон таки да лучше, чем пять танков.
Но это уже из области неистребимого одесского трамвайного юмора, с чувствительностью барометра реагирующего на всяческие изменения ситуации, уровня инфляции, общественного сознания и графика движения вожделенного электротранспорта. К примеру, в переполненном трамвае раздается раздосадованный голос:
- Такая давка, что я уже не знаю, в свой карман я лезу, или в чужой!
Мгновенно следует чей-то громкий комментарий:
- Какая разница, когда оба пустые!
Этот, ставший уже легендарным, юмор оберегает нас от унылого ожидания на остановках, тесноты в вагоне, бессмысленного выражения эмоций в адрес тех, которых эти эмоции, мягко говоря, не волнуют. Представьте себе час пик на конечной (она же - начальная) остановка трамвая #26 возле железнодорожного вокзала. Подходит долгожданный трамвай, одна толпа начинает выдавливаться из него, а другая тут же бросается на него со скоростью и решительностью, необходимой разве что при освобождении заложников. И только немолодая женщина с тяжелой, по-видимому, сумкой даже не пытается "штурмовать" дверь вагона. Она обреченно стоит поодаль, а когда мимо нее проходят вышедшие из трамвая пассажиры, негромко, с доброй такой улыбкой произносит:
- Какие же вы счастливые, вы уже приехали.
Вот это уже, говоря по-одесски, "смех сквозь незаметных слез!"
Кстати, выражение это я услышал тоже в трамвае, но эдак лет тридцать назад и совершенно по другому, менее печальному случаю. А вообще, чего только нельзя было выслушать в трамвае нашего детства!
Провозглашаемая безапелляционным тоном аксиома, вроде:
- Как, вы не знаете, что на Привозе за чирус хотят меньше, чем на Алексеевском!
Масса необходимой информации, типа:
- Когда вся Балковская знает, что Кнела-фрайер сидит в ДОПР'е, так его мутарша кидает понты, что он слинял до сеструхи в Крыжополь!
Произнесенное как бы про себя, но не без намека и надежды, откровение:
- Чтоб я так могла стоять с этими кошелками, как я не могу.
После этого кто-нибудь обязательно вскакивал со смущенным видом:
- Присаживайтесь, мамаша, чего же вы сразу не сказали?
Тонкие метеорологические наблюдения, наподобие:
- На "массиве" солнце всегда лучше. Чем даже рядом на Ланжерончике.
Сетование "дачного мужа", ежедневно мотающегося из Люстдорфа в город на работу и обратно:
- Так что я имею с той дачи, кроме ничего?!
Мольба пассажира, стиснутого так, что он едва мог говорить, но начинающаяся, однако, обращением, традиционным для Одессы еще со времен ее полуфранцузской юности:
- Мадам, не давите на меня крупом!
Нетерпеливое полуприказание-полупросьба некоего гражданина к даме, которая, по его разумению, не слишком резво взбиралась на подножку вагона:
- Ну, лезь уже, лезь!
В ответ она разворачивается и изрекает:
- Не лезь, а лезьте! А еще в шляпе!
Надобно знать, что в то время сей головной убор считался прерогативой более или менее интеллигентного пассажира, не совместимой с нарушением освященного десятилетиями трамвайного этикета.
...Но все эти, периодически вспыхивающие перепалки, стычки, конфликты в массе своей не отличались откровенной злобой, агрессивностью и чаще всего угасали вполне мирно, даже без вмешательства кондуктора или, как испокон веку говорили в Одессе, кондукторши.
Это были колоритные, большей частью, немолодые одесситки, умудренные жизнью, закаленные многолетним общением с пассажирами и понаторевшие в своей, нужно признать, нелегкой работе, во время которой успевали чуть ли ни одновременно проделать массу вещей. Они принимали от пассажиров "мелочь", бросали ее в висевшую на плече сумку, давали сдачу, открывали от прикрепленных к ремню сумки рулонов билеты, следили за посадкой и высадкой, по окончании которых дергали за проволоку, и в кабине водителя, которого по старинке именовали ватманом, раздавался звонок, означавший, что "уже можно ехать".
А еще кондукторши должны были объявлять остановки, что они делали иногда весьма своеобразно. Так, когда в 1963 году в Одессу после долгого перерыва приехал и выступал со своим оркестром в Украинском театре Леонид Утесов, кондукторша 1-го маршрута трамвая, который шел по Садовой, объявляла: "Госцирк. Следующая остановка - концерт Утесова!" Они вообще отличались сочным, смачным языком, что придавало особую прелесть старому одесскому трамваю. "Что-то я не вижу на билеты!" - многозначительно провозглашала кондуторша, если на ее глазах пассажиры входили в трамвай, но не торопились передавать друг другу монетки. Если же, по ее мнению, этот процесс шел недостаточно интенсивно, в вагоне тотчас раздавалось: "Веселее на билеты! Веселее!"
Некоторые "лирические" вариации кондукторш могли вогнать стеснительного пассажира в краску:
- Молодой человек в синей кепке! Если вам так нравится эта дама, так берите ее и идите вперед, а то вы стоите и закрываете мне весь проход!
Летом, измученная бесконечными и, как ей казалось, совершенно бестолковыми вопросами приезжих, на вопрос: "Кондуктор, куда идет трамвай?" - она могла в сердцах ответить: "Вперед". В этом случае мгновенно собиралась летучая конференция пассажиров для безусловного выяснения "как легче и короче добраться приезжему товарищу в санаторий Чувырина" или, скажем, "на улицу Воровского, которая уже была Воровского, потом - маршала Малиновского, теперь - обратно Воровского, но вы, когда сойдете, спросите Малую Арнаутскую!"
Традиционной и безуспешной была борьба с пассажирами, которые так и норовили выйти с задней площадки:
- Сколько же я могу харкать кровью, что задняя дверь только для сюда!
А когда появились вагоны с автоматической дверью, посередине проема которой, как и теперь, был поручень, кондукторша на остановке могла просунуть голову в окно и сообщить пассажирам, что "садиться нужно на обе половинки!"
Но самый потрясающий, самый сногшибательный перл я услышал когда-то на задней площадке прицепного вагона трамвая #28, только что отошедшего от конечной остановки возле парка имени Шевченко и выезжающего на улицу Белинского - наличие и точность деталей обязательна, поелику без них любая история может обернуться легендой или анекдотом, а эта, как говаривал незабвенный О.Бендер: "медицинский факт". Дама медленно и величественно вносила себя в вагон; нужно признать, там было, что нести: очаровательна с головы до ног, как говорится, женщина "под ключ". И когда она, наконец, вся уже оказалась на площадке, закрывавшаяся дверь защемила каблук ее изящнейшей "лодочки". В общем, ничего страшного для здоровья и тем более для жизни, но пассажиры тут же завопили: "Кондуктор, нога! Нога!" И тогда кондукторша, немолодая женщина, профессионально быстро оценив ситуацию, с ледяным спокойствием изрекла: "Ногу надо держать с головой!" Пассажиры молчали, "переваривая" только что родившийся на их глазах афоризм, каламбур или заповедь...
Да я бы ей памятник поставил, этой мудрой, неизвестной, канувшей в прошлое, одесской кондукторше! Ногу нужно держать с головой, руку нужно держать с головой, перо нужно держать с головой и, самое главное, голову нужно держать... с головой. Тогда, может быть, все было бы по-другому в городе, в трамвае. И везде, и вообще...
а что касается привоза то это отдельная песня....