"Мы прижимали. Нас прижимают. Как это часто не совпадает"
Возьму слово, как ветеран фротажа и одновременно его жертва и почти заслуженный инвалид.
Это было чудесное открытие, сделанное мною в 14 лет, когда дрочил раз по пять в день, а живая тёплая женщина казалась такой же недоступной, как созвездие Андромеды. Оказывается вот она -совсем рядом, со всеми своими прнлнстями в виде попок, сисек и... тем, что в "100 и одной ночи" называлось "Престолом твоего халифата". И ничего, кроме слоя одежды (летом очень тонкого) не отделяет тебя от твоей мечты!
Благословенный рогатый троллейбус, передвижной публичный дом - в моём представлении, - где всё счастье стоило в советские времена четыре копейки, а детям и милиционерам бесплатно (Детям потому что "зайцы") троллейбус набивался до отказа жаждущими секса гражданами. Женщины и мужчины, которые в обычной жизни, возможно и не улыбнулись бы друг другу - приваривались друг другу под давлением энного количества атмосфер. Инаверняка, некоторые кончали.
Как сейчас помню тот день. Ко мне прижало хохзочущую пышную блондинку лет тридцати с небольшим. Потом она отлипла. А я уже возбудился. Много ли надо в возрасте когда с эрецией ходишь чаще, чем без неё. Опять прижало. Блондинка хохочет, заливается. С подружками она, с работы едет. А у меня уже - выросла Пизанская башня, но не падающая а восстающая к небу. Надо сказать, что уже в том возрасте бащня была не малых размеров в длину и толщину. И хоть дело было зимой, я в пальто, и дама моя в шубке, - после второго прижимания ко мне она вдруг тихо так призадумалась. Её прижало в третий раз, и я, как молодой, но уже джентльмен, решил дать женщине импульс-сигнал, что она, мол, вполне соответствует моих сексуальным потребностям, и вообще жизнь её не прошла даром. Я сделал лёгкое встречное движение, и твёрдость моих намерений погрузилась (пусть и плашмя) в тёплую мягкую шубу. Импульс прошил шубу насквозь, продавил грубый мех и страстным ожогом сприкоснулся с нежной и гладкой плотью...
И потом был миг моей славы... Дама, поперхнувшись, смехом, замерла и медленно... очень медленно... повернула голову... Обернулась, чтобы увидеть то чудо... тот предел мечтаний лшюбой страждущей женщины... сексуальное солнце, поднявшееся за её спиной... Так значительно оборачиваться в то время умел только великий французский актёр Жан Габен. Наверное, она ожидала увидеть нечто соответсвующее её повороту...
А ей смотрел в глаза и улыбался, скромный очкарик, четырнадцати лет, в нелепом пальтишке и бесформенной шапке с козырьком. Одним словом маленькое, но чудовище. Монстр, только что потерявший пылинку своей невинности.
Блондинка невольно произнесла беззввычное "ах" и, потрясённая, так же медленно отвернулась - уже не как Жан Габен, а как Кличко, получивший встречный боковой в челюсть...
Достаньте носовые платки и рыдайте. Больше мы никогда не встречались. И даже не узнали, как, собственно, нас зовут. Я помню тебя, любимая, а ты... Наверняка помнишь. Возможно, синяк оставшийся после моего прижимания - до сих пор не прошёл. А ведь тебе уже щестьдесят.
И это первый из рассказов о Маугли, выросшем в троллейбусных джунглях.
Трой