Weap: «И пришел к выводу, что, прошу прощения за грубость, этот "приголубленный" археолог очень чтит авторское право.»
Weap, спасибо, что пытались помочь найти. Увы, в электронном виде, видать, нет.
Вы, кстати, зря так пишете - "приголубленный" археолог.
Самойлов очень хорошо написал в своей автобиографии: «естественно для меня заинтересоваться проблемой, которая послужила поводом моего изгнания надолго из науки, и разобраться с ее сутью.»
Вот, сами прочитайте. Привожу отрывок.
________________
Лев Самуилович Клейн. Автобиография
4. Сексуальная ориентация.
Вопрос о моей сексуальной ориентации возникает из перечня самих фактов моей биографии, и он оставлен в автобиографии без четкого ответа. А факты эти известны и без моей автобиографии. И вопрос этот обсуждается в печати.
С одной стороны я не был женат и был обвинен судом в гомосексуальных деяниях (при советской власти подсудных), осужден, и приговор не был отменен после падения советской власти. С другой стороны, дело было инициировано КГБ и велось под непрерывным контролем данного учреждения (доказательства опубликованы в моих журнальных очерках в «Неве» и в моей книге «Перевернутый мир» (1993) и возражений не было), а дела сексуальные не подлежат ведению КГБ; я не признал вменяемой мне вины, а бывший мой следователь публично дезавуировал дело (открытое письмо в журнал).
И ту и другую сторону можно усилить. С одной стороны, в моей однокомнатной квартире по много лет жили помогавшие мне постояльцы, то один, то другой. Последний из них стал моим приемным сыном. (Возможно, это имеет в виду почтенный мемуарист, когда пишет, что вокруг Клейна, которого он считает «образцом российского интеллигента», «всегда крутились какие-то мальчики».) С другой стороны все они женились, имеют семьи, и продолжают со мной наилучшие отношения, как и их родители.
С одной стороны, я опубликовал две книги о проблеме гомосексуальной ориентации и подготовил еще одну. Этот факт один журналист, сам аттестующий себя скандалистом, считает несомненным доказательством моей гомосексуальности. Этот именует меня печатно непечатным термином из тюремного жаргона. Причем одну из этих моих книг он, не прочтя ее, называет моей автобиографией и повествованием о моих гомосексуальных приключениях. Ну, это промах журналиста. Книга моих мемуаров еще только готовится к печати, и в ней нет моих гомосексуальных приключений.
С другой стороны, естественно для меня заинтересоваться проблемой, которая послужила поводом моего изгнания надолго из науки, и разобраться с ее сутью. Причем я не пропагандирую в этих книгах гомосексуальность, я стремлюсь именно разобраться, и подвергаю гомосексуальную субкультуру жесткой критике – не менее жесткой, чем моя же критика гомофобов. В отличие от апологетов гомосексуальности я считаю ее патологией в биологическом смысле, но понимаю, что в социокультурном плане границы нормы устанавливает общество, а общества делают это по-разному (ср. биологические и культурные нормы в кулинарии – что потреблять в пищу и питье естественно, а что принято).
Ни в одной своей печатной работе я не признавал за собой гомосексуальность и ни в одной работе не отвергал этой возможности. Почему?
Если я решусь развеять недоумение и объявить свою истинную сексуальную ориентацию, то непременно попаду в неловкое положение. В любом случае часть читателей мне не поверит. Если я заявлю, что моя ориентация нормальная, то многие сочтут, что я выкручиваюсь и лгу. Если заявлю, что гомосексуален, поверят больше (люди всегда склоны верить более скандальному варианту), но найдутся такие, которые сочтут это рекламным трюком ради привлечения внимания, и такие, которые решат: значит, он лгал в суде, правда во спасение, но тогда как же ему можно верить вообще? Словом, в любом случае пришлось бы не ограничиваться голословным утверждением, а предъявлять какие-то доказательства, факты, что было бы неприлично и смешно.
И это тем более сложно, что четкое деление на гомосексуалов и гетеросексуалов существует только в представлении обывателей, на деле же существует шкала с постепенными переходами от одного края к другому, и люди на ней размещаются на разных отсеках (профессор Кинзи условно числит таких отсеков семь). Пришлось бы отыскивать свой отсек – на публике? В порядочном обществе делают это наедине с врачом.
Моя позиция по этому вопросу такова. В суде я отвергал только те конкретные деяния, которые мне были предъявлены. И видимо, достаточно убедительно, если дело, ведомое столь могучей организацией, разваливалось, и следствию пришлось прибегнуть к фальсификациям (удалось разоблачить их, что было признано судом). Что же до возможности моих гомосексуальных склонностей вообще, то это и тогда не было подсудно, и я имел основания отвергать само желание государства вторгнуться в эту сферу моей личности. Сейчас – тем правомернее. Это не дело государства и не сфера интересов нормального общества.
Когда мне на публичных встречах с читателями поступали записочки с вопросом о моей истинной сексуальной ориентации, я отвечал, что этот вопрос может по-настоящему интересовать только того, кто имеет на меня сексуальные виды. Только ему (или ей) нужно знать, подходящий я партнер или нет. Так что это нужно выяснять в индивидуальном порядке, и, вероятно, не лобовыми вопросами. А учитывая мой преклонный возраст, это и вовсе не имеет смысла.
Сексуальная ориентация представляется читателю важной, коль скоро он связывает с ней какие-то пристрастия и эффекты в творчестве человека. Такое отражение возможно, особенно в творчестве писателей и деятелей искусства. Что до ученого, то если его сексуальная ориентация находит отражение в его научной продукции, то дело плохо с его методикой. Я надеюсь, что даже в моих работах о гомосексуальности никак не сказалась моя собственная сексуальная ориентация, какой бы она ни была.
________________
