DeMonica
Форумчанин
Рассказ не мой, скопирован с сайта torturesru.org
Очень жестокий, но интересный и эротичный, я, честно сказать возбуждаюсь, когда читаю.
Четыре дня страданий
Written by Uthur
Click here for english version of this story
Предупреждение:
Этот рассказ содержит описание секса, жестокостей, насилия и пыток. Он не подходит для чтения или просмотра лицам, не достигшим 18 лет. Если перечисленные темы тяжелы для Вас - не читайте этот рассказ.
Все в этом рассказе вымысел. Любое сходство с реальными людьми живущими либо когда-либо жившими чистая случайность. Все права на это произведение принадлежат Uthur, написавшему этот рассказ в 1996 г. Рассказ предназначен для некоммерческого свободного распространения. Ни одна часть данной работы не может быть издана, изменена или распространена за деньги. Настоящий перевод выполнен с согласия автора.
Пролог:
Эта работа написана с целью рассказать о методах пыток, применявшихся в Средневековье. Выдуманный сюжет служит именно этой цели. Она основана на исторических исследованиях ряда авторов. Для тех, кто хочет провести подобное исследование, привожу основные работы:
· The Book of Execution (Книга казней), написанную Geoffrey Abbott
· Rack, Rope and Red Hot Pincers: A History of Torture and Its Instruments (Дыба, веревка и раскаленные щипцы: история пыток и их орудий), написанную Geoffrey Abbott
· The Inquisition-Hammer of Heresy (Инквизиция - молот ересей), написанную Edward Burman
· Inquisition-Torture Instruments from the Middle Ages (Инквизиция - орудия пыток Средних ввеков), написанную Robert Held
· Middle Ages Justice (Средневековое правосудие), написанную William Benniger
Четыре дня страданий
Восстание, которое попытались поднять герцог Генри Лонгворс и его жена леди Диана, потерпело поражение. Части заговорщиков удалось скрыться, но многие из них попали в руки королевских солдат, среди них были и вожаки мятежа. Чету зачинщиков привели в Большой зал королевского замка, где они предстали перед королем Вильгельмом, чтобы выслушать его приговор. В наказание за государственную измену знатным людям отрубали голову. Это была быстрая и наиболее милосердная смерть, особенно если подумать о других видах казней и пыток, бывших в обиходе в те жестокие времена.
Все знали о взаимной неприязни, царившей между королем Вильгельмом и могущественным герцогом Лонгворсом, но мало кто догадывался насколько сильно они ненавидели друг друга. Эта ненависть была загадкой для большинства вельмож, собравшихся в Большом зале. Герцог Генри и леди Диана вошли в зал гордо с поднятыми головами, с видом людей отлично знавших, что их ждет, знавших... во всяком случае так им это казалось...
Злобно усмехнувшись, король произнес: "Итак, Лонгворс, твои мерзостные деяния наконец-то пришли к концу. Много раз я прощал тебя, но сейчас ты зашел слишком далеко".
"Дыши глубже, подонок и заткнись. Твой визг действует мне на нервы", ответил герцог.
Чуть не задохнувшись от гнева, король взревел, "Молчать!" "Если бы ты знал, что тебя ждет, ты бы валялся у меня в ногах, лижа пятки и моля о пощаде". Король встал и громко произнес, обращаясь к притихшей толпе придворных: "Герцог Лонгворс и леди Диана, Вы подняли мятеж против законной власти, я лишаю Вас Ваших земель и званий. Все Ваше имущество переходит в казну. Вы больше не являетесь людьми благородного происхождения. Я отсылаю Вас к судьям, которые решат Вашу участь. Вы будете осуждены за государственную измену. Уведите их, я не желаю больше слушать их вой и мольбы". Собравшиеся и обреченные в полном молчании слушали это страшное решение. Теперь, когда они перестали быть знатными людьми, судьи могли вынести любой приговор, чтобы доставить удовольствие королю.
Покраснев от гнева, лорд Лонгворс бросился к трону, раскидывая стражников. Не несмотря на его силу, охрана быстро одолела его, ему заломили руки и один из охранников изо всех сил ударил его коленом прямо в пах. Леди Диана стояла, ошеломленная происшедшим. Она уже смирилась с тем, что ей отрубят голову, но представив себя горящей заживо на костре или еще хуже... брошенной в могилу, когда палачи пляшут по ее телу, чтобы растоптать груди... Сжавшись от ужаса, она вышла из Большого зала вслед за Генри, которого тащили под руки двое солдат. Единственное, что она услышала был злорадный хохот короля, прозвучавший за ее спиной.
"Джаспер", крикнул король, поудобнее устроившись на троне. Когда Джаспер почтительно склонился перед королем, толпа придворных уставилась на него со смешанным чувством ужаса и какого=то странного уважения. Упав на колени перед троном, он внимательно слушал своего повелителя.
"Джаспер, мне хорошо известны твои способности. Пусть твои люди и судья приготовят хорошее место с помостом. Заставь подлых предателей полностью искупить свои злодеяния. И, главное, не вздумай хоть как-то смягчить их участь".
На эти слова Джаспер ответил только: "Будет сделано, Ваше величество".
Спустившись на один этаж в зловещее тюремное подземелье, Генри и Диана предстали перед тремя, пышно разодетыми судьями, сидевшими за большим столом, ярко освещенным множеством свечей. Ни для кого не было секретом, что судьи были пешками в руках короля и были готовы на любую подлость, чтобы заслужить его благоволение. Они чутко улавливали малейшее желание правителя. Главный судья, сидевший посередине встал и начал: "Генри и Диана Лонгворс, Вы признаны виновными в ужасной измене".
"Что, разве нас уже судили?", возмутился Генри.
"Заткните им рты!", завопил судья.
Трое стражников подскочили к Генри, ударом по затылку поставили его на колени и втолкнули ему в рот кусок деревяшки, примерно пять сантиметров в диаметре. К концам этой затычки крепились две прочные веревки, которые завязали на затылке пленника, чтобы помешать ему выплюнуть этот очень эффективный и довольно болезненный кляп. Диана побледнела, когда двое солдат подошли к ней с кляпом и взмолилась о пощаде. Судья кивнул и приказал стражникам отойти от женщины.
"Генри и Диана Лонгворс", продолжил он, "Вы признаны виновными в государственной измене. Высокий суд постановил, что в следующую субботу Вас обоих приведут на помост, сооруженный для Вашей казни во Дворе Слез, и Вы будете приданы смерти без всякой надежды на помилование или заступничество Церкви. Генри Лонгворс, твои мужские ядра будут сдавливать раздавливателем до тех, пока они не будут размозжены, твой срамной член будет вырван клещами". Генри содрогнулся, но попытался подавить страх, слушая продолжение: "Затем ты будешь привязан к колесу и все твои кости будут перебиты. Твое тело останется на нем, пока кости не начнут падать на землю. Тогда они будут брошены псам".
Диана вскрикнула от ужаса, выслушав участь, уготованную мужу. Дрожа, она ожидала собственного приговора. "Диана Лонгворс", заговорил судья, "за сообщничество в заговоре твоего мужа, за помощь его дьявольской измене, ты будешь предана следующей казни: твое интимное место будет подвергнуто пытке грушей, которую полностью раскроют. Твои груди будут растерзаны разрывателем. После чего ты также будешь колесована и останешься на колесе, пока твои кости и посыплются на землю. Тогда их бросят собакам. Вы оба умрете в отчаянии и без покаяния". Услышав это, красавица побледнела, как полотно и упав на каменный пол, забилась в истерике, она истошно зарыдала, хорошо представляя, какая жуткая кончина ее ждет.
Судья еще не закончил, "Перед казнью, Вас подвергнут допросу, где Вас будут пытать столько, сколько Вы можете выдержать и даже больше, чтобы Вы назвали имена сбежавших сообщников, дабы и они не избежали кары правосудия. Джаспер! Уведи осужденных и выполняй приговор!"
Услышав это, стражники втолкнули Генри и Диану в темную, грязную камеру на втором подземном этаже темницы. Охапка прелой соломы и переполненная дерьмом вонючая параша составляли всю обстановку этой тесной коморки, примерно 3 на 2,5 метра. Единственная свеча, воткнутая на торчавшей из каменной стены крюк, с трудом освещала ее. Когда за узниками захлопнулась тяжелая дубовая, обитая железом дверь, Генри выдернул изо рта, душивший его кляп. Диана, словно в забытье, смотрела на своего мужа, стоявшего на грязном, тускло освещенном полу из грубо отесанных каменных плит и снова громко зарыдала.
Тем временем в подземелье Джаспер читал нотации своим подручным, определяя, что кому делать во время субботней казни. Он знал, как ждет этого события король и понимал, что придется приложить все усилия, чтобы выполнить этот приговор, даже его поразивший такой чудовищной жестокостью. Однако теперь он думал о том, что ждет его самого и его семью, если он хоть чуть-чуть не оправдает ожиданий короля. Окруженный помощниками, она развал указания на последующие дни.
Маленькая свечка быстро сгорела, оставив Диану и Генри в кромешной тьме. Генри пытался утешить жену, говоря ей, что их сторонники ворвутся в тюрьму и освободят их. Это, говорил он, случится скоро, очень скоро... Но бедный лорд Генри не знал, что дикие вопли и стоны, доносившиеся до них сквозь толстые каменные стены, были криками его друзей, с которых сдирали кожу либо живьем поджаривали на огне. В этой мгле, время, казалось, остановилось для двух обреченных. Диана начинала дрожать всем телом, как только слышала чьи-то шаги, приближавшиеся к камере, думая что это идут за ними.
Поздно вечером, дверь в каземат чуть приоткрылась и на пол брякнулась половина буханки грубо выпеченного, черствого, как камень хлеба. Рядом с ним поставили кувшин с водой. Воду набрали сточной канавы в подземелье, так что она была мутная и мерзко воняла. Пытаясь хоть как-то устроиться в этой тесной каморке, Генри нечаянно опрокинул парашу и все ее содержимое хлынуло на пол, пропитывая ту жалкую подстилку, которую им швырнули. Несчастные Герцог и Леди лежали в гнусной месиве испражнений.
Наконец Джаспер закончил все приготовления. Точно в полночь, охранники спустились к камере к Генри и Диане, держа в руках пылавшие факелы. Отомкнув тяжелую дверь, они нашли узников крепко обнявшими друг друга, лежавшими на перепачканном вонючей жижей полу. Трое дюжих солдат схватили Генри и выволокли его из камеры. Ослепленный ярким светом, он шел куда-то, подчинясь пинкам и толчкам. Следом за ним вытащили Диану и поволокли ее в противоположном направлении. Она попыталась закричать, но сильная рука хлопком мгновенно зажала ей рот, разбив губы.
Генри очутился в освещенном факелами помещении на первом подземном этаже, окруженный восьмью самыми крепкими солдатами. Там также стояли Джаспер и тюремный брадобрей. Генри был мужчина могучего сложения, ему было 30 лет, природа наградила его недюжинным здоровьем, закаленным множеством испытаний и сражений. Отважный до безумия, он стоял в бою пять, а то и семь человек. Но теперь он превратился в жалкое подобие на прежнего богатыря и стоял, согнувшись, перед своими мучителями. Джаспер посмотрел на своего пленника и тихо сказал, "Раздевайся!"
Так как Генри просто остолбенел, услышав подобное, один из охранников схватил "веревку со змеиными глазами" и быстро обмотал их вокруг головы осужденного. Это была толстая веревка, на которой были завязаны два крепких узла, в нескольких сантиметрах друг от друга, ее обматывали вокруг головы узника и, вставив палку, начинали закручивать, пока глаза не вылезали на лоб. Крутя палку, палач мог сдавливать голову настолько сильно, насколько хотел, причиняя жертве нестерпимую боль. Пара оборотов и Генри, взвыв от дикой боли, полностью подчинился воле Джаспера.
Они быстро раздели его и окатили несколькими ведрами воды. Совершенно голый, он стоял, с заломленными за спину руками, пока брадобрей вырывал ему волосы на голове и бороде щипцами. Когда те уже ничего не могли захватить, он начал сбривать оставшиеся бритвой, всего лишь окатив голову пленника водой, вместо того, чтобы намылить ее. Когда цирюльник принялся скоблить его лицо тупой бритвой, Генри попытался вырваться, но два новых оборота палки и он едва не потерял сознания, почти что ослепнув от боли. Разъяренный его упорством Джаспер схватил щипцы и вырвал клок бороды вместе с кожей с его щеки. Брызнула кровь, тогда палач приложил к ране раскаленный железный прут. Узник истошно заорал. Понимая, что все его попытки освободиться тщетны, Генри позволил своим мучителям делать, все что они захотят.
Теперь пленника заставили лечь на стол и широко развести в стороны ноги, чтобы сбрить волосы на лобке. Его яички были все еще отекшие и багрово-синюшные, после зверского пинка день назад. Его член выглядел очень большим, даже для его роста. Генри только морщился, когда брадобрей грубо сбривал волосы на его интимной области, обдирая кожу и дважды заметно резанув по мошонке. Теперь Генри превратился в абсолютно безволосого скрюченного гнома, стоявшего перед палачами. Его лицо было все в ранах, он стоял босиком на грязном полу, доведенный до полного внутреннего опустошения. Команды палачей стали для него беспрекословными.
Джаспер оглядел работу цирюльника и, когда тот спросил о вознаграждении, слегка усмехнулся и кивнул страже. Те хорошо знали о какой плате идет речь и мгновенно перевернули Генри, так что теперь он лежал живот на столе, со связанными перед собой руками и широко разведенными ногами. Когда Джаспер выходил из камеры, он услышал крики и проклятия пленника, которого брадобрей начал насиловать в задний проход, не озаботясь даже чуть смазать его перед развлечением.
Диану провели по узкому коридору и она очутилась в небольшой комнате, где ее встретила пожилая женщина. "Сюда, дитя мое", мягко сказала она и стражники втолкнули пленницу в комнату. "Оставьте нас", махнула она солдатам и те быстро вышли. Как только дверь за ними закрылась, Диана вздрогнула и обратилась к старушке, "Кто Вы?". Та ответила, "Я Госпожа Ипграйв, мать Джаспера". Диана, ежась от страха, выслушала ее и тихо спросила, "Что со мной будет?"
Госпожа Ипграйв заговорил: "Я приготовлю тебя к тому, что тебя ждет. Сейчас разденься, чтобы я могла начать". Диана замотала головой, вскрикнув: "Нет!", но пожилая дама прервала ее. "Что делать, что делать. Девочка, ничего из того, что ты можешь сказать или сделать тебе уже не поможет. Или я подготовлю тебя или мне придется позвать солдат, которые будут рады помочь. Ну, что ты выбираешь?" Диана повиновалась, она расстегнула свое платье, испачканное мочой и калом и обнаженная выпрямилась перед Госпожой Ипграйв.
Диана была восхитительной женщиной, совсем недавно ей исполнилось 22 года. У нее была великолепная нежная кожа, большие, чудесно вылепленные, упругие груди, на которые с восторгом уставился прильнувший к замочной скважине охранник. Мать Джаспера велела ей сесть на круглый стул. Она села и старуха начала стричь ее прекрасные вьющиеся белокурые волосы, отливавшие золотом в свете факелов. Узница зарыдала, громко всхлипывая, когда волна ее волос упала на каменный пол и ее бедра. Смазав ее голову маслом, Госпожа начала осторожно скрести ее острой бритвой. Дама работала очень аккуратно, ее умение было отточено бесчисленным множеством жертв, прошедших это до Дианы. Она тщательно выбрила ее кожу и теперь юная красавица стала похожей на лысую старуху.
Отложив на мгновение бритву, она наклонилась над пленницей, "Теперь ложись на стол и разведи в стороны ноги. Мне надо выбрить твое лоно". Диана покраснела до корней волос и зашептала, "Пощадите меня, не срамите..." Но старушка в очередной раз прервала ее: "Я должна это сделать. Либо масло и бритва, либо щипцы и пинцет. Что ты выбираешь?" Зная, что старая дама права, Диана легла на стол и раздвинула ноги.
Намазывая ее лобковые волосы маслом, Госпожа Ипграйв отметила, насколько тесно сжаты ее половые губы и поняла, что у Дианы до сих пор не было детей. Она также заметила, как женщина начала возбуждаться, когда ее пальцы втирали масло рядом с клитором. Взяв бритву, она сбрила волосы. Теперь ее лоно было совершенно обнаженным, старуха снова обмакнула пальцы в масло и принялась смазывать свежевыбритую кожу. Потом она ласково произнесла, "Девочка моя, я не в силах спасти тебя от назначенной участи, но я могу дать тебе последнее наслаждение". С этими словами она засунула палец во влагалище несчастной жертвы и начала ласкать ее и массировать клитор. Вскоре Диана выгнулась дугой, вскрикивая от сильнейшего оргазма. Стражники за дверью, затаив дыхание, слушали ее стоны.
Почти под утро палачи были готовы к новому истязанию, выбранному для Генри. Но Джаспер устал и хотел подождать до завтра, чтобы начать допрос. Однако он не хотел, чтобы Диана и Генри встретились до того, как начнутся пытки. Дьявольски осклабившись, он приказал посадить несчастного на "Деревянную лошадку", где ему предстояло провести ночь.
Солдаты втащили Генри в маленькую, душную комнатушку, спрятанную на два этажа под землей. В центре ее стоял " Деревянная лошадка". Это устройство было очень простым, но при его изготовлении не позабыли об украшениях. К одному концу вымазанной застывшей кровью балки была приделана деревянная конская голова. Балка находилась в полутора метрах от земли, так что ноги осужденного не доставали до пола и к ним можно было подвешивать дополнительные грузы. Верхняя грань этой треугольной балки была всего 2 сантиметра шириной, так что сидящий на этом остром ребре вскоре начинал испытывать жуткую боль и эта пытка была очень долгой.
Воины связали Генри руки за спиной и подняли его над заостренной балкой. Секунду помедлив они отпустили его, так что он упал, сев верхом на эту "лошадку". Рухнув на деревянное острие, Генри взвыл, так как его мошонка оказалась придавленной весом всего тела. Он выгнулся от боли, пронзившей его пах. Чтобы заставить его сидеть прямо и не позволить свалиться с этой адской лошади, к его ногам подвесили мешочки с песком. К каждой лодыжке прикрепили мешочек с 12 килограммами песка. Давление на промежность пленника стало невыносимым и из глаз его потекли слезы. Эта бесконечная боль заставила его скулить, корчась на спине "лошадки". Перед тем, как охранники покинули комнатушку, один из них пнул носком сапога по балке, на которой сидел истязуемый. Генри вновь завопил, когда вибрация бруса отозвалась взрывом боли в его яичках и позвоночнике.
Джаспер нашел стражников, сгрудившихся у двери камеры, где находилась Диана, отталкивая друг друга, они старались заглянуть в замочную скважину. Побагровев от злости, он заорал, сыпя проклятьями. Нескольким, самым быстрым удалось смыться, но двоим, стоявшим у самой двери, было попросту некуда деться. Палач схватил их за шиворот и приказал дать им по тридцать ударов ременной "кошкой". Упав на колени, провинившиеся умоляли о прощении, но рассерженный Джаспер приказал их увести и на утро выдрать. Довольные, что не попали под кнут, остальные солдаты схватили виновных и утащили их в казарму, оставив двоих у дверей камеры на страже.
Джаспер распахнул дверь и вошел к ожидавшей его молодой женщине. Она вскрикнула от стыда и попыталась прикрыть свою наготу руками, когда палач вошел в камеру и поздоровался с матерью. Даже с выбритой наголо головой, Диана оставалась восхитительной красавицей. Джаспер прикинул, какой пытке лучше подвергнуть ее завтра и вышел из камеры, крикнув двум солдатам бросить осужденную в "Маленькую Изу" на ночь. Перепуганная женщина вскрикнула от ужаса и попыталась уцепиться за Даму Ипграйв, но та с неожиданной силой оттолкнула несчастную и крикнула, что ничто не может спасти ее от этой участи.
Затем погладив дрожавшую всем телом пленницу по голове, она помогла ей накинуть на плечи рваную рубаху из грубого полотна. Солдаты схватили женщину за руки и выволокли ее в коридор, в конце которого стояла железная летка. Один из стражников, откинул запор железной дверцы и с трудом распахнул ее. "Маленькой Изой" называли клетку из железных прутьев, меньше чем метр двадцать высотой и чуть больше 45 сантиметров шириной. Диана начала упрашивать тюремщиков, но они молча заставили ее залезть внутрь. Ей пришлось сильно нагнуть голову, так что подбородок врезался в ее античную грудь, полностью согнутые в коленях ноги прижались к лицу, руки кое-как прижались к бокам. Когда солдаты захлопнули дверь, вдавливая Диану в клетку, в ее спину впились прутья решетки. Темнота и жутко сжавшееся тело вскоре заставили ее заплакать от ужаса и боли. Каждый мускул ее тела был готов разорваться от напряжения, воздух в этой тесной комнатушке был очень сперт и пленница начала задыхаться, по ее телу пробегали мучительные судороги. Короткие минуты проведенные там, казались несчастной бесконечными часами во время этой простой, но страшной пытки.
Замковые часы пробили два ночи и охрана вернулась проведать Генри. Она сидел, согнувшись вперед, почти лишившись чувств, слабо стеная. Нежная кожа между яичками и задним проходом была содрана и на деревянной балке появилась свежая кровь. Его яички распухли во время этой дикой пытки и увеличились почти вдвое. Мошонка стала темно багровой, было видно что его мужские части сильно сдавлены. Стражник подошел к нему и вновь сильно ударил ногой под основание треугольной балки. Генри вновь захрипел и выгнулся дугой от боли. Подняв голову, он принялся проклинать палачей и плюнул в них.
Охранники только расхохотались и узник понял всю бессмысленность своего сопротивления, так как они подвесили еще два мешка с песком к его ногам. Он начал умолять их, но те молча закрепили еще по 8 килограммов груза к каждой его ноге, так что он завопил с новой силой, когда острая грань еще глубже впилась в его интимные части. Солдаты вышли и направились в комнату, где страдала Диана.
Когда они приблизились к двери ее камеры, то еще в коридоре услышали ее стоны и всхлипывания. Когда до нее донеслись их шаги, она принялась молить, чтобы открыли дверцу и позволили ей выйти. Она обещала сделать все, что они захотят. Солдат распахнул дверцу и сжал ее великолепную грудь, спрашивая, как много она понимает под словами, "все, что угодно". Диана только всхлипнула и вновь сказала, что позволит им делать с ней все, что они пожелают.
Стражник помог ей выбраться из "Маленькой Изы" и прислонил к стене. Диана вскрикнула от острой боли, пронзившей все ее тело, когда кровь вновь свободно побежала по ее жилам. Подталкивая ее коленкой под зад, охранник вытащил ее в коридор и женщина поняла, куда он ведет ее. Он притащил несчастную в маленькую комнату, где сидели еще трое тюремщиков. Когда они вошли, солдат крикнул: "Ребята, посмотрите какую восхитительную красотку я привел. Мы чудесно позабавимся с нею! У нее сбриты все волосы, но дыра меж ног тесна и ждет вертела!" Услышав его слова, Диана вспыхнула, но рассудила, что любое насилие все же лучше, чем единственная минута, проведенная в "Маленькой Изе".
Остальные тюремщики быстро очистили стол и Диана легла спиной на него. Она попыталась прикрыться, но сильные мужчины схватили ее за руки и развели в стороны, открыв взглядам прекрасное тело. Ее глаза округлись от ужаса, когда первый надсмотрщик спустил штаны и показал ей свой вставший член. Пока он взбирался на стол, пленница попыталась расслабиться, но не успела. Он прижал головку члена ко входу в ее влагалище и одним толчком вошел в нее до конца, так что его мошонка прижалась к ее заду. Член обдирал сухие стенки ее интимного канала и она застонала. Бедра насилуемой приподнялись, стараясь избавиться от разрывавшего ее мужского стержня, из ее горла вырвался вопль боли и стыда. Она корчилась от боли при каждом толчке насильника, ее внутренности как бы раздирали наждаком, но вскоре в нее ударила горячая струя его семени и боль утихла.
Когда он встал, второй охранник занял его место. На этот раз залившая ее сперма хотя бы увлажнила ее, так что теперь она уже не чувствовала боли. Один за другим стражники получали удовольствие, кувыркаясь с беспомощной красавицей. Последний был особенно жесток, занимаясь любовью, он зверски скручивал и сдавливал ее груди и так сильно щипал узницу за соски, что казалось вот-вот и пойдет кровь. Насытившись, они бросили ее в угол комнаты и там, скрючившись, как ребенок в материнской утробе, она забылась на короткое время. Еще не было пяти утра, когда солнце появилось над лесом, окружавшим замок. В казарме началась бурная деятельность. Солдаты выстроились на тюремном дворе, куда к столбу для наказания кнутом уже приволокли двух провинившихся. Одного из них вытолкнули вперед, его руки стянули веревкой, подняли над головой и привязали к столбу, ноги притянули к его основанию толстым кожаным ремнем. Начальник стражи подошел к нему и одним рывком разорвал на спине приговоренного рубаху. Взяв в правую руку вымоченную в рассоле "кошку-девятихвостку", он что есть мочи размахнулся и первый удар обрушился на обнаженную спину несчастного.
Дикий вопль вырвался из груди наказываемого почти одновременно с ударом. На его коже появились девять багровых полос. Громкий счет "Один" эхом прокатился по двору. На третий удар преступник отозвался стоном и плачем. К восьмому взмолился о пощаде и истошно орал при каждом новом. Когда на его окровавленную спину упал семнадцатый, ноги его подкосились и он повис на врезавшейся в его запястья веревке. Последнего удара он уже не почувствовал, обессилено свисая со столба, его запрокинутое лицо было залито слезами, глаза ввалились, губы были искусаны до крови, спина представляла собой кровавые лохмотья. Начальник взял в руки бадейку с рассолом и выплеснул круто посоленную воду прямо на истерзанную плоть. Тело истязуемого содрогнулось от непереносимой боли и он потерял сознание, превратившись в болтающийся на веревке мешок.
Его отвязали и он распластался на траве. Второй осужденный попытался вырваться, но его быстро одолели и привязали точно так же, как и его товарища по несчастью. Когда первый удар рассек его кожу, он закричал и его тело выгнулось дугой. При каждом новом ударе его тело корчилось, изгибалось, пыталось вжаться в столб чтобы хоть как-то уменьшить жгучую боль. К восемнадцатому удару он лишился чувств. Старший охранник влил ему в рот уксуса, узник закашлялся и пришел в себя. Следующий удар вырвал из его уст нечеловеческий вопль. Когда наказание завершилось, он, полумертвый от боли, обмочился. Обоих наказанных солдат отнесли обратно в казарму и положили лицом вниз на нары, закутав их израненные спины влажными тряпками.
Проснувшись с первыми лучами солнца, Джаспер прямиком направился в камеру Генри. Его жертва сидела на "лошадке", слабо стеная. Джаспер пнул по деревянной балке и узник вскрикнул от боли. Джаспер ухмыльнулся, перерезал веревки, удерживавшие грузы и дал им упасть на пол. Вся промежность пленника была залита кровью и кожа на ней была содрана до мяса. Мошонка приобрела темно багровый цвет, яички распухли, достигнув размера куриного яйца. Оставив корчащегося от боли Генри на холодном камне пола, Джаспер пошел проведать прекрасную Диану.
Когда тюремщики спохватились, что уже поздно и палач может застукать их, они поволокли Диану в камеру к "Маленькой Изе". Красавица зарыдала, умоляя их подождать хоть немного, но они пинками загнали ее внутрь клетки и захлопнули дверцу. К приходу Джаспера она провела там всего полчаса, но за такое короткое время боль показалась ей уже адскими муками и она кричала, прося о пощаде. Палач вытащил ее из клетки, приковал к стене и дал немного каши и воды. Несчастная немного пришла в себя.
Примерно в полдень Джаспер повел чету пленников в пыточную камеру. Увидев во что их превратили, они содрогнулись от ужаса. Крепко обнявшись, несчастные попытались хоть как-то утешить и ободрить друг друга.
Диану приковали к позорному столбу и Джаспер уделил все свое внимание Генри. Когда палач задал Лорду первый вопрос и тот в ответ отрицательно мотнул головой, Джаспер приказал усадить пленника на скамью и связать ему руки за спиной. Когда это сделали, подручный принес пару Бродекинов и обвязал их вокруг ног допрашиваемого. Джаспер снова попросил назвать имена заговорщиков. Так и не получив ожидаемого ответа, палач взял первый клин и приложил его к ужасному устройству, где-то на середине голени. Взмахнул деревянным молотком, он наполовину вогнал дубовый треугольник между сдавивших ногу пленника досок. Генри завизжал, как раненый заяц. Дина крикнула: "Я с тобой, любовь моя!", в ту же секунду второй подручный хлестнул ее по лицу так, что она едва не лишилась чувств. Второй удар молотка полностью вогнал жуткий клин. Тело несчастного содрогнулось от боли и глаза выкатились из орбит. Когда забили шестой клин, Генри упал навзничь, потеряв сознание. Палачи долго хлопотали вокруг него, пытаясь ледяной водой и уксусом привести в себя, но их усилия не увенчались успехом. Узника развязали и положили на пол.
Сейчас Джаспер направился к Диане, которая дрожа смотрела на его приближавшуюся фигуру. Ее развязали и он сдернул с нее ветхую рубаху. Заметив белые капли застывшей спермы на ее лоне, Джаспер побагровел и заорал, что он отыщет тех, кто посмел развлечься с принадлежавшей ему одному пленницей и, что тем не поздоровится.
Женщину приволокли к дыбе, ее усадили на этот деревянный пыточный снаряд. Ее ноги зажили в колодках у подножия дыбы, а руки связали за спиной, тянувшуюся от запястий веревку привязали к мощному вороту. Джаспер снова спросил ее о заговорщиках, но несчастная Диана почти ничего не знала о планах своего мужа. Джаспер махнул рукой и ворот сделал шесть полных оборотов. Руки пленницы начали подниматься вверх и ее плечи стали выкручиваться из суставов. Она вскрикнула и ее чудесные груди мягко качнулись в такт ее движению. Палач снова спросил ее, но она лишь обречено взмолилась о пощаде. Джаспер показал два пальца и подручные закрутили тяжелые рукоятки, делая два новых оборота ворота. Красавица взвыла от боли в вывернутых плечах.
Когда Джаспер снова поднял один палец и ворот вновь повернулся, вид пленницы разительно изменился. Она побледнела, как полотно, на ее шее вздулись вены. Ее глаза покрасневшие и отекшие от рыданий, безумно вращались. Она судорожно вздохнула, когда Джаспер принялся ласкать ее крепкие груди, полностью выпятившиеся под давлением выломанных за спину рук.
Минут пять спустя, он снова показал один палец и ворот со скрипом повернулся. Диана истошно завопила, по ее телу прокатилась волна судорог. На всю камеру разнесся громкий хлопок и левая рука жертвы вырвалась из плечевого сустава. Ее тело повернулось налево, скрючившись в какой-то жуткой, неправдоподобной позе. Джаспер вновь задал ей вопрос о мятежниках, но что она могла ответить? Новый оборот ворота вывихнул ей правой плечо, она безжизненно повисла на веревке и на пол хлынула струя мочи. Лекарь внимательно осмотрел ее бесчувственное тело и крикнул палачу, что на сегодня довольно, если он не хочет, чтобы осужденная умерла под пыткой. Двое тюремщиков наступив одной ногой на грудь лежавшей женщины, грубо рванули ее за руки, чтобы их вправить. С ее все еще бесчувственно мужа сняли Бродекины, лекарь взглянул на него и заметил, что во время допроса ему сломали обе голени. Оба обнаженных бесчувственных тела оттащили в камеру, поставили туда кувшин с мутной водой и захлопнули дверь. Джаспер сказал, что завтра в пятницу, они продолжат допрос и отправился домой.
Когда он вышел, охранники решили поиздеваться над беспомощными жертвами. Все еще не приходящего в себя Генри приковали к стене и надели на него "пояс для наказаний", оставив несчастного у холодной каменной стены. Пояс был усеян железными шипами, их длины не хватало, чтобы проткнуть тело узника, но при его малейшем движении они впиться в его поясницу. Ноги Дианы зажали в двух колодках, почти полметра высотой, так что вес всего ее тела пришелся на крестец.
Через несколько часов женщина пришла в себя и увидела колодки, вытянувшие ее ноги. Еще не открыв глаза, она услышала слабые стоны мужа, прикованного к стене напротив. Полностью оправившись, она почувствовала, как резкая боль, словно раскаленная игла впилась в ее плечи. Боль была бесконечной, ее грудь мучительно ныла, поскольку грудные мышцы были растянуты этой дикой пыткой. Но больше всего она страдала от боли в пояснице, вдавленной весом тела в шершавые плиты пола. Из-за колодок она не видела, что именно сделали с ее мужем, но его стоны говорили ей, что это что-то ужасное. Чуть придя в себя, прерывающимся шепотом, он обратился к ней, пытаясь хоть немного утешить несчастную.
Диану мучила страшная жажда и вскоре она отыскала взглядом стоявший неподалеку кувшин. Хотя вода омерзительно выглядела и пахла, жажда была настолько сильна, что приговоренная даже не задумалась. Но когда она попыталась приподнять руку и почувствовала, что не может даже пошевелить ею, несчастная зарыдала, словно обиженный ребенок. Любое движение отзывалось мучительной болью в растерзанных плечах. Собрав все свои силы, она попыталась приподнять к губам кувшин, но тот выскользнул из ее ладоней и разбился. Когда вода разлилась по полу, она вскрикнула от отчаяния. Пытки превратили ее в замученное животное, она прижалась лицом к грязному полу и начала лакать эту мутную жижу.
Напротив, ее муж то и дело впадал в забытье. Он все еще сидел в той же позе, в которой его оставили надсмотрщики, любая попытка повернуться вызывала адскую боль. Его горло также пылало от жажды, раскачиваясь, он пытался наклониться и хоть немного утолить ее. Лужа растеклась совсем рядом с его боком. Его левая голень изогнулась под углом в 30 градусов, обе ее кости были перебиты. Правая нога на взгляд не изменилась, хотя ее кости тоже были сломаны в нескольких местах. Всю долгую бессонную ночь он провел, слушая стоны жены, лежавшей совсем рядом, сидя в луже собственной мочи.
Утром в пятницу солдаты распахнули дверь камеры и нашли обоих заключенных, плававших в собственных испражнениях. Диана не могла даже пошевелиться в колодках, а для ее мужа любое движение было столь мучительным, что он все время старался не шелохнуться. Стражники принесли несколько ведер воды и окатили беспомощные тела, чтобы смыть вонючие выделения.
Пришел Джаспер и прямо с порога потребовал назвать имена заговорщиков. Оба узника промолчали и он удалился, приказав притащить к нему Генри. Охранники расстегнули шипастый пояс и увидели, что острия глубоко вонзились в тело осужденного. Его лицо исказилось от боли, когда они слегка пошевелили его перебитые ноги. Как только пояс сняли, двое стражников подхватили его под мышки и начали поднимать. Генри заорал: "Нет... нет... аааааааааааааа!!, когда его размозженные ноги стали волочиться по грубым плитам пола. Его тело содрогнулось в таких судорогах, что солдаты едва не выронили его. Диана зарыдала, умоляя о пощаде, видя, как истошно вопящего от боли мужа, выносят из камеры.
Генри приволокли в другую камеру, где стояла низкая широкая скамья с парой колодок на каждом конце. Его лицо побагровело, когда его положили ни скамью и зажали лодыжки и запястья в колодках. Это движение отозвалось такой адской болью в перебитых голенях, что он обмочился, оросив себя и одного из тюремщиков, который выругавшись, отпустил ему звонкую оплеуху.
Джаспер ухватил допрашиваемого за ухо и наклонив его голову к себе, вновь задал ему ряд вопросов о мятежниках, но Лорд не проронил ни звука. Палач обернулся к подручному и приказал разжечь жаровню. Жуткую корзину пододвинули к узнику, так чтобы он мог видеть пламя и чувствовать жар раскалявшихся углей.
Генри понимал, что ему станет куда жарче, если он продолжит упираться. Он принялся молотить головой по деревянной скамье, пытаясь покончить с собой, но палач моментально сунул ему под голову мешок, набитый соломой, так что все рывки осужденного не могли причинить ему вреда.
Когда полчаса спустя, угли в жаровне уже жарко пылали, ее пододвинули, так, что всего полметра отделяли босые подошвы, зажатых в колодки, ног осужденного от шипевшего пламени. Хотя с перебитыми ногами Генри и так не мог увернуться от языков огня, колодки сделали любую подобную попытку вообще невозможной. Подручный принес ложку и миску с жиром и принялся мазать им подошвы пленника, словно гуся перед жаркой. Затем очень медленно, сантиметр за сантиметром, жаровню начали придвигать к ногам пытаемого. Вскоре жар стал невыносимым и смазанная жиром кожа начала шипеть и потрескивать. Из глаз Генри потекли слезы и он от боли замотал головой из стороны в стороны.
Джаспер не торопился придвигать жаровню, любуясь, как ноги несчастного медленно поджариваются. Когда языки пламени оказались в 15 сантиметрах от ног узника, он напряг скованные над головой руки, чтобы попытаться отодвинуть ноги от огня. Этот рывок отозвался жуткой болью в перебитых голенях, но все же это было лучше, чем терпеть жар корзины с углями. Когда палач пододвинул жаровню прямо к ногам истязаемого, несчастный истошно завопил, рванулся изо всех сил и бесчувственно распростерся на скамье.
Джаспер быстро убрал жаровню в угол комнаты. Было самое время пообедать, увиденное не испортило его прекрасного аппетита. Выходя в коридор, он крикнул лекарю, чтобы тот привел узника в сознание, дабы было можно продолжить допрос.
В два часа дня, Джаспер вернулся и увидел Генри в полном сознании, визжащего, как поросенок. Осмотрев ноги пленника, палач нашел, что на них вздулись крупные пузыри ожогов. Это ему понравилось, он знал, что вторая степень ожогов, когда кожа покрывается пузырями куда мучительней третьей, когда она сгорает, но одновременно разрушаются и нервные окончания. Джаспер вновь задал несчастному успевшие надоесть ему вопросы, но в ответ услышал только слабые стоны. Тогда он повернул лицо мятежника, чтобы тот мог увидеть, как в углях жаровни раскаляются два железных прута.
Через несколько минут железо было готово и Джаспер в последний раз предложил Генри одуматься, но тот не проронил ни звука. Подручный вытащил железные клещи и приказал пленнику высунуть язык. Тот замотал головой и стиснул зубы, но удар по мошонке заставил его взвыть от боли. В это время подручный ухватил клещами язык и, едва не вырвав вообще, вытянул его изо рта. Заплечных дел мастер прижал к языку раскаленный докрасна прут. Приговоренный заорал и чуть не откусил собственный язык судорожно сжавшимися челюстями. Запахло горелым мясом и теперь изо рта Генри доносились лишь свистящие, нечленораздельные стоны.
Палач приказал подручному держать голову осужденного, так чтобы лицо смотрело точно в потолок. Краем глаза Генри видел, как Джаспер достал из жаровни второй прут и поднес его к лицу узника. Улыбнувшись, истязатель сказал: "Правый" и подручный щипчиками захватил его правое веко и отодвинул его вверх, открывая глаз. Несчастный попытался вырваться, но Джаспер хорошо знал свое дело и медленно поднес светящийся в полумраке застенка конец прута к его правому глазному яблоку, которое зашипело от жгучего прикосновения. Даже теперь, когда обожженный, распухший язык почти полностью заполнил рот пленника, его истошный крик ужаса и боли прокатился по камере, отразившись от сырых каменных стен. Он с такой силой рванул головой, что оба подручных не смогли ее удержать. На месте глаза зияла опаленная дыра. С этим последним воплем бывший герцог снова погрузился в глубокий обморок.
Проведя какое-то время в тщетных попытках привести его в себя, Джаспер приказал швырнуть его обратно в камеру и приковать к стене. Теперь он направился прямо к прекрасной Диане, которая вскрикнула от ужаса, видя его. Она забила ногами, пытаясь вырваться, но солдаты заломили ее бедные руки и вытолкнули в темный коридор. Ее привели в достаточно просторную комнату двумя этажами ниже уровня земли. Воздух внутри пропитался едким запахом кала, мочи и рвоты, тусклый свет чадящего масляного светильника освещал камеру пыток. В центре застенка была лестница, лежавшая на двух больших бочках. Прямо под ней проходила сточная канава, заполненная грязной водой и человеческими испражнениями. Диану грубо подтолкнули к лестнице и опрокинули на нее. Ей прижали руки к бокам и всю опутали толстой веревкой. Стежки больно впились в тело, опоясав ее поверх плеч, врезавшись в груди, обвив каждую ногу развели в стороны бедра и, спустившись ниже, притянули каждую лодыжку к ступенькам лестницы. На ее голову одели деревянную коробку, открытую сверху, сделавшую невозможным ее любое движение. Широкая кожаная лента легла на лоб и плотно прижала ее голову к основанию короба.
Подойдя к беспомощной пленнице, Джаспер снова принялся ее допрашивать. Несчастная не знала ответа ни на один из них, да и вообще не понимала половины того, о чем ее спрашивали. Палач кивнул подручному, тот подошел к скрученной женщине и засунул ей в ноздри две деревянные грушевидные затычки, так что теперь та могла дышать только через рот. Второй подручный достал большую воронку и попытался засунуть ее трубку в рот допрашиваемой, но та стиснула зубы и попыталась сопротивляться. Усмехнувшись, Джаспер стал у ее разведенных бедер и так сильно ущипнул ее за клитор, что Диана заорала от боли. Она все еще не позволяла запихнуть себе в рот воронку и истязатель продолжал крутить и сдавливать это нежнейшее место женщины, пока она не сдалась. Обезумев от боли, красавица открыла рот и подручный глубоко втолкнул туда воронку. Джаспер приказал ей глубоко вдохнуть и через воронку полился первый кувшин воды. У несчастной Дианы не было выбора. Если бы она не стала глотать всю эту воду, она бы захлебнулась. Она пила и пила текущую из воронки воду, вот уже больше литра, пока, наконец, кувшин не опустел. Задыхаясь, пленница кашляла и отплевывалась, горло ее пылало, она хрипло, с трудом дышала.
Прошло минут десять. Джаспер решил, что она оправилась от пытки и вновь начал задавать ей вопросы. Молодая узница только плакала и умоляла о пощаде. Когда подручный поднял новый кувшин с водой, она рванулась изо всех сил и стиснула зубы, не давая засунуть воронку. Джаспер вновь впился в ее клитор, но она продолжала упорствовать. Тогда он схватил железные щипцы и со всей силой сжал этот чувствительный бугорок, тело допрашиваемой выгнулось дугой и обмякло, из ее уст вырвался душераздирающий крик. Полубесчувственной жертве разжали рот и воткнули воронку. В этот раз вода хлынула прежде, чем она успела вдохнуть воздух. Ее глаза выкатились из орбит, лицо побагровело, она захлебывалась и кашляя пыталась выплюнуть душившую ее воду. Внезапно ее щеки посинели и она безвольно распростерлась на лестнице. Палач выдернул воронку, опасаясь, как бы женщина не задохнулась. Ее оставили в покое, корчась и хрипя, она широко раскрытым ртом пыталась вдохнуть побольше воздуха.
Когда ее оставили в покое, ожидая чтобы она пришла в себя, чья-то мягкая ладонь ласково коснулась лица несчастной. Это была Госпожа Ипграйв, которая прижавшись губами к ее уху шепнула, что упираться бессмысленно, это приведет только к лишним мукам и унижениям. Когда истязуемая увидела очередной кувшин с водой, она покорно открыла рот и позволила запихнуть в него воронку. Она глубоко вдохнула и начала глотать, хлынувшую ей в глотку воду. Теперь вода проходила заметно легче, но к этому моменту она выпила уже почти шесть литров и ее желудок болезненно растянулся. Она чувствовала, как к ее горлу подступает рвота, но очень быстро поняла, что с заткнутыми ноздрями ей не удастся извергнуть распиравшую ее жидкость.
Когда палачи зачерпнули из стока четвертый кувшин, несчастная жертва взмолилась о пощаде, но Джаспер сказал, что они не прекратят пытку, пока она не назовет имена мятежников. Диана не сопротивлялась, но ее живот был настолько раздут, что малейший глоток вызывал мучительную боль. Узница с трудом заставляла себя проглотить, заливавшую горло воду, чтобы не захлебнуться. Растянутый до неимоверных размеров желудок, давил на диафрагму и мешал ей дышать.
Когда перед ее глазами появился пятый кувшин она уже не смогла сделать вдох, как делала это раньше. Ей показалось, что поток воды бесконечен, задыхаясь и корчась от дикой боли в переполненном желудке и пылавшем горле, она глотала и глотала. Кашляя и задыхаясь, она почувствовала, как сильная струя мочи брызнула между ее бедер и полилась в сток под лестницей, откуда палачи набирали кувшины.
Шестой, седьмой и восьмой кувшины превратили допрос в жуткую агонию. Она корчилась и вопила, как грешники в аду. Ее чудовищно раздутый живот был как на девятом месяце беременности, ей с трудом удавалось сделать крошечный глоток воздуха. Ее лицо посинело, вены на шее вздулись, глаза были выпучены, широко разинутым ртом, она, словно выброшенная на берег рыба, ловила воздух, при каждом вдохе из ее ободранного горла вырывались жуткие хрипы.
Джаспер сделал последнюю попытку выбить из нее имена заговорщиков, скрутив ей сосок он пригрозил, что прибегнет к еще более жестоким пыткам, если она не прекратит запираться. Корчась от боли, Диана прерывающимся голосом попросила прикончить ее. Джаспер принес льняную полосу, сантиметров пять шириной и около полутора метров длиной, на ее конце он завязал крепкий узел. Подняв воронку, заплечных дел мастер засунул туда узел и еще сантиметров двадцать этой льняной полосы. Диана попыталась не дать засунуть ей в рот воронку с узловатой лентой, но подручный зверски рванул зубчатыми клещами ее левую грудь, заставив женщину захлебнуться страшным воплем и воронку благополучно воткнули ей в рот.
Девятый кувшин воды полился через воронку, глотая воду, Диане пришлось проглатывать и эту странную ленту, устремившейся с током жидкости ей в глотку, а затем в пищевод. По телу юной мятежницы прошла страшная судорога, глаза вылезли из орбит, вены на шее набухли, словно толстые веревки, казалось они вот-вот лопнут. Когда кувшин опустел, началась новая пытка. Она хрипела и задыхалась, судорожно кашляла, воздух едва проходил сквозь заполнившую ее горло, пищевод и желудок, мокрую ткань. Она проглотила почти все полтора метра, так что снаружи оставался лишь небольшой конец, сантиметров двадцать длиной. Пару минут спустя ее лицо стало багрово-синюшным, как у повисшего в петле висельника, грудь задыхающейся женщины часто вздымалось, соски отвердели от удушья. Она корчилась, веревки врезались в ее тело, почти до крови обдирая нежную кожу, все мышцы напряглись точно струны, сведенные мучительными конвульсиями. Как только она начала впадать в забытье, Джаспер схватил за оставшийся снаружи конец ленты и медленно начал вытаскивать ее из горла мученицы.
Диана широко раскрыла свои чудесные изумрудные глаза, они выкатились из орбит, ей показалось, что ее начали выворачивать наизнанку. Выползавшая из ее рта ткань была пропитана кровью, и, вот наконец, узел рванул ее глотку и вышел наружу. Задыхаясь и кашляя, она в первые секунды не могла сделать ни единого глотка воздуха, слюна текла из ее рта, она разевала рот ловя воздух. Беспомощная жертва была почти в полуобморочном состоянии и оглядевший ее лекарь велел немедленно прекратить пытку, иначе узница не доживет до утра.
Ничего не соображающую женщину волоча за ноги, протащили по коридору, ее живот был раздут, как на последнем месяце беременности, распахнув дверь камеры ее, точно мешок швырнули рядом с потерявшим сознание мужем. Жжение в ее вывернутых плечах нельзя было даже сравнить с жуткой болью в переполненном животе и чудовищную ломоту в почках и пояснице. Ее приковали к стене за руки и оставили в темноте, безвольно повисшую на цепях. Придя в себя, она провела много мучительных минут, пытаясь избавиться от воткнутых в ноздри затычек. Наконец ей удалось сжав губы и выдохнув изо всех сил вытолкнуть одну из них. В ушах стреляло. Как только она смогла дышать через нос, ее желудок напомнил о себе и изо рта распятой забила мощная струя рвоты. Следующие три часа ее беспрерывно рвало, бесконечным поток текла моча, пока она не почувствовала, что наконец-то опорожнилась от насильно влитой в нее жидкости.
Генри и Диана были разбужены грохот отпертой двери, бряцаньем оружия и топотом подкованных сапог шести солдат, ворвавшихся в камеру. Два ведра ледяной воды выплеснули прямо в лица еще не очухавшихся пленников и стражники принялись тормошить их, чтобы разбудить. Все эти рывки удвоили страдания истерзанных тел узников. Солдаты отомкнули кандалы Генри и засунули ему в рот воронку. Резчайшая боль, пронзившая его перебитые ноги, ослепила Генри и он не сопротивляясь проглотил влитую через воронку жидкость. Это была смесь крепкого кофе с целебными травами. Проглотив около литра горького питья, он с трудом приподнялся на полу, кашляя и отплевываясь. Солдаты подошли к Диане, она вскрикнула от ужаса. Перед ней выросла фигура Джаспера, ласково потрепав ее по голове, он мягко произнес, "Пожалуйста, выпей это", прижав к ее губам кувшин с питьем. Несколько долгих минут Дана пила горчивший напиток. В голове ее прояснилось, только частые удары сердца стали гулко отдаваться в висках. Смесь, которой напоили обреченных, была сильнейшим стимулятором, специально придуманным, чтобы дать несчастным силы добраться до эшафота и остаться в сознании во время изощренных мучений.
Генри завопил, когда двое стражников накинули ему на плечи дерюгу и начали поднимать, ухватив под мышки, шевеля его перебитые ноги. Джаспер подскочил к ним и крикнул, чтобы они вели себя как можно осторожнее, опасаясь, как бы несчастный вновь не лишился чувств. Подчинясь его приказам, охранники очень медленно, почти нежно вынесли Генри из камеры, не давая его ногам касаться пола, прошли темный коридор и оказались на залитом утренним солнцем тюремном дворе. Там уже стояла деревянная тачка и Генри осторожно положили на охапку соломы на ее дне. Он застонал, когда солдат подтащил его вперед и привязал к ограждению тачки так, чтобы все могли видеть его лицо.
Двое закованных в доспехи мужчин заломили Диане за спину руки и она завопила от волны боли пронзившей ее выкрученные плечи. В этот момент в камере появилась Дама Ипграйв и приказала им остановиться. Джаспер с удивлением уставился на мать, но повинуясь движению ее руки, отступил в сторону. "Пойдем", сказала она и повела рыдавшую женщину через коридор в небольшую каморку. Там у каменной стены стоял невысокий стол. Когда та подошла к столу, Госпожа сказала, "Стань на колени". Замерев от страха, Диана влезла на столик и почувствовала, как рука Ипграйв надавила ей на спину, заставляя стать на четвереньки. Обернувшись, пленница с ужасом глядела, как старушка взяла наполненную жиром чашку и стала у ее зада. Затем она почувствовала, как рука матери палача осторожно раздвинула ее ягодицы. Когда два ее пальца, вымазанные жиром, полезли в задний проход обреченной, Диана вскрикнула и попыталась сжать их, но старушка шлепнула ее по заду и шепнула, чтобы та стояла спокойно. Дама пояснила, что она хочет помочь ей выдержать готовящееся на эшафоте истязание и Диана должна ее благодарить за заботу. Смазав задний проход несчастной, Госпожа наскребла тремя пальцами комок жира и сильным, но осторожным движением ввела его во влагалище осужденной. Диана всхлипнула от боли, когда пальцы раздвинули ее узкое интимное место, но заставил себя стоять спокойно. Наконец старушка протерла куском тряпки ее интимное место, так чтобы снаружи было нельзя ничего заметить. Накинув на плечи узницы, рваную холстину, Дама Ипграйв проводила ее на тюремный двор. Перекрестив ее напоследок, она подозвала оживавших там солдат. Охранники знали, что опаздывают и один дюжий громила схватил юную пленницу в охапку и бросил ее в тюремную тачку. Диана не удержалась и рухнула прямо на перебитые ноги мужа, выгнувшегося дугой от боли. Джаспер побагровел, подскочил к неосторожному и врезал ему звонкую оплеуху.
Тачку покатили, каждый толчок причинял Генри нестерпимые страдания, как ни старалась его молодая жена поддерживать тело несчастного. Тачку выкатили на улицу, собравшаяся там толпа зевак встретила осужденных градом насмешек и оскорблений, в беззащитные жертвы полетели дохлые крысы, гнилые фрукты и тухлые яйца. Окружившие повозку солдаты сначала не обращали на это внимание, посмеиваясь, но когда один неловкий угодил гнилой луковицей в лицо охраннику, оживились и начали отгонять наиболее дерзких ударами копейных древок.
Через четверть часа они достигли Двора Слез, где уже возвышался эшафот. Диана рыдала и плача, обнимала мужа, зная, что вскоре они расстанутся навсегда. Двор был полон зеваками всех мастей. Тут были и простолюдины, пришедшие из ближайших к городу деревень и ремесленных кварталов, столпившие вокруг эшафота. Прямо напротив эшафота у окон гостиницы можно было заметить нескольких царедворцев, которые заняли лучшие места, сняв все здание на весь этот знаменательный день. Группа самых знатных из них удобно устроилась на балконе, стараясь не пропустить ни малейшей детали занимательного зрелища. Площадку рядом с эшафотом облюбовали богато одетые молодые потаскушки, любительницы острых ощущений. Вокруг эшафота, продираясь сквозь толпу с уставленными товаром подносами, сновали разносчики, предлагая выпивку и закуску собравшимся зрителям. Там же, затерявшись в густой толпе орудовали карманники, облегчая ротозеев от тяжести кошельков и драгоценностей. Они бросались наутек, едва кто-то из жертв замечал покражу и поднимал крик, вызывая караул. Самого неловкого стражникам удалось схватить, пока высокородные узники еще не взошли на эшафот, туда втащили воришку и палач молотком раздробил ему пальцы слишком охочих до чужих карманов рук.
Тачка остановилась позади эшафота и охранник заставил Диану подняться. Она затряслась всем телом увидев жуткие приспособления, установленные на помосте. Там возвышались два андреевских креста, уложенных горизонтально так, что один конец был чуть-чуть выше другого. На одном углу помоста жарко пылала жаровня, которую один из подручных загружал древесным углем. На другой стороне эшафота стоял стол, заваленный грудой сверкающих пыточных снастей и кнутов. Напротив него высились два больших тележных колеса, прибитые к столбам и обращенные к толпе.
Диана попыталась вырваться, но сильные руки солдат быстро скрутили ее. Когда ее муж ударил одного из стражников, тот пнул тяжелым сапогом по его перебитым ногам, заставивший несчастного громко закричать от боли на удовольствие зевакам. В толпе раздался злорадный хохот. Диану поставили на помост, прямо перед теснящимися зрителями, которые глазели на нее, смесясь, отпуская непристойные шуточки и улюлюкая. Джаспер ухватил прикрывавшие ее лохмотья и потянул их с тела приговоренной. Диана вспыхнула и вскрикнув, попыталась их удержать, но ветхая ткань расползлась, оголив ее чудесную красоту. Мужчины принялись подталкивать друг друга, со смехом и пошлостями, обсуждая ее полные, красивой формы, груди. Они, с видом знатоков, оценивали ее точеные ягодицы и пухлый лобок.
Диана стала пунцовой от стыда, когда она из шлюх, крутившихся вокруг богато одетых зрителей, крикнула, "Вам не так понравятся ее сиськи, когда их попробует разрыватель". Раздался громкий смех. Подручный палача схватил пленницу за горло и опрокинул ее на крест. Ее запястья притянули кожаными ремнями к балкам креста, под локти подложили бруски дерева и также притянули их прочными ремнями. Такие же бруски подложили и под плечи. Эти, подложенные по суставы, куски дерева, должны были держать ее руки на вису, чтобы было легче перебить кости, когда начнется колесование. Толстый кожаный пояс охватил ее талию, плотно прижав спину к жуткому ложу.
Теперь оба помощника схватили ее за ноги и привязали лодыжки к запястьям. Диана вскрикнула, стыд был еще страшнее боли, она увидела, как ее самые сокровенные части были безжалостно выставлены напоказ любопытным. Видя ее приоткрывшееся влагалище, мужики пришли в возбуждение, а оказавшиеся среди них деликатные дамы, покраснев, отвели глаза, украдкой поглядывая на распятую красавицу.
Двое солдат вскочили в тележку к Генри. Он снова попытался оттолкнуть их, но быстрый удар по раздробленным ногам, заставил его скорчиться от боли. Они выволокли его и подхватив под мышки втащили на помост и поставили перед зрителями. Джаспер сорвал с него драную рубаху. Совершенно обнаженный Генри теперь стоял прямо перед глазевшей публикой. Женщины с горящими глазами, жадно рассматривали его большой член, шумно дыша от возбуждения, они показывали друг друга на его чудовищно распухшие после побоев яички. Несколько самых смелых уличных девчонок, отпускали шумные замечания относительно размеров его мужского скакуна и одна из них, раскрасневшаяся, хорошенькая рыжеволосая девушка, крикнула палачу, что хотела бы увидеть его член поднявшимся.
Усмехнувшись, Джаспер встал позади Генри, захлестнул его шею веревкой и быстро натянул. У пленника перехватило дыхание, он захрипел, в глазах все завертелось. Удушье вызвало эрекцию и толпа зашумела, разглядывая открывшееся зрелище. Однако очень скоро оно окончилось, палач был слишком острожен и не хотел удавить свою жертву раньше времени.
Генри привязали к другому кресту, так чтобы он видел свою жену. Он истошно завопил, когда его перебитые ноги также привязали к запястьям. Проститутки получили особое удовольствие, видя что половые органы распятого оказались прямо на уровне их глаз.
Джаспер стал на краю помоста и начал зачитывать смертный приговор, но публика засвистела и в палача полетели гнилые яблоки и помидоры, все орали, чтобы он поскорее приступал к казни. Разозлившись, Джаспер сбегал к столу и принес Раздавливатель.
Это было настоящее произведение искусства. Пыточное орудие представляло собой две ложки, обращенные вогнутыми поверхностями друг к другу и соединенных мощным винтом с удобной резной ручкой. В центре каждой ложки были два шипа, около сантиметра длиной. Раздавливатель яичек крайне редко появлялся на эшафоте, его использовали только при казни самых страшных преступников, покушавшихся на жизнь или власть короля. Палач поднял страшный инструмент высоко над головой и показал его замершей толпе. Затем он подошел к Генри, поднес Раздавливатель к его зрячему глазу и завращал винт, раскрывая и закрывая жуткий предмет. Узник осыпал палача самыми грязными ругательствами, но его обожженный и распухший язык превратил сказанное в невнятное бормотание.
Подручный приблизился, ухватил мошонку жертвы и оттянул пальцами его левое яичко. Шлюхи наперебой кричали Джасперу, что они то получше подержат яйца мятежника, но Джаспер махнул на них рукой под смех зрителей. Генри только ахнул, когда помощник слегка сжал его ядра. Джаспер засунул яичко в Раздавливатель и слегка сдвинул ложки, так что острия надкололи кожу мошонки. Слегка поиграл сверкавшим металлом, подождал пока крики толпы затихнут и крутанул винт на полный оборот.
Острия дьявольского изобретения впились в мошонку и яичко несчастного. Генри взвыл, и корчась забился в путах под хохот зевак. Подождав пока он придет в себя, Джаспер потряс Раздавливателем и перевернул его. Это вызвало новый истошный, прокатившийся по площади, вопль истязуемого. Мужчины в толпе сморщились, словно проглотив что-то кислое, но женщины рукоплескали Джасперу, выкрикивая шутки и оскорбления.
Второй поворот винта и шипы пронзили яичко, очень скоро ложки начали его раздавливать. Генри корчился от боли и орал не переставая. Он завизжал, словно резаная свинья, когда Джаспер снова потряс и перевернул свой ужасный снаряд. Из мошонки брызнула кровь и побежала по его заду.
Заплечных дел мастер повернул винт, превратив яичко в бесформенное месиво, толщиной не более полутора сантиметров. Струя крови и спермы брызнула из члена пленника, залив его грудь. Все тело несчастного содрогалось от жутких мучений. Диана закричала, умоляя пощадить ее мужа, но шум толпы заглушил ее крики. Генри побагровел, его уцелевший глаз вылез на лоб. Он тяжело дышал, словно запыхавшаяся собака, хрипы и вопли боли были единственными звуками, доносившимися из его рта.
Насладившись произведенным эффектом, Джаспер вновь крутанул свое приспособление вокруг оси, раздавив яичко и заставив пленника зареветь, как раненый бык, от боли. Подождав пока его крики затихнут, палач до конца завернул винт пыточного снаряда размозжив то, что еще оставалось, ложки сомкнулись, расстояние между ними теперь не превышало полсантиметра. Тело Генри вынулось дугой, ломая позвоночник, ремни глубоко врезались в его кожу, головка члена была залита кровью. Когда Джаспер снова потряс и крутанул страшные ложки, узник безвольно повис, лишившись чувств.
Пока подручный пытался привести его в себя, влив в глотку стакан уксуса, Главный Палач перешел к несчастной Диане. Джаспер помнил, как мать остановила его на полпути к эшафоту и попросила облегчить участь обреченной. Так было часто, когда в руки палача попадала женщина и Джаспер попытался успокоить мать, лживо пообещав ей ускорить смерть молодой узницы.
Он взял со стола большую грушу и держа ее за рукоятку, медленно поднял, показывая толпе. Потом, словно барышник на ярмарке, он подошел к краю помоста и высоко поднял ее над головой, чтобы все могли хорошо рассмотреть пыточную снасть. Груша бывала трех различных размеров и предназначалась для разных целей. Самая маленькая, сантиметров десять в длину, действительно походила на хорошо закругленную грушу. Винт, закрепленный в ее верхушке, позволял раскрывать это приспособление на три сегмента, расходившихся от основания груши. Ее сначала засовывали в отверстие тела, а потом раскрывали. Малая груша представляла собой очень действенный кляп, в раскрытом состоянии она имела диаметр в тринадцать сантиметров, что было достаточным, чтобы разорвать рот даже крупного мужчины.
Вторая груша имела пятнадцать сантиметров в длину и примерно 6-7 сантиметров в диаметре в закрытом состоянии. Она раскрывалась почти на 23 сантиметра и предназначалась для введения в задний проход. Это устройство обычно применялась для пытки мужчин-гомосексуалистов.
Самая большая груша была 25 сантиметров в длину и чуть менее 7 сантиметров в диаметре, когда она была закрыта. Раскрывшись до предела, ее лепестки расходились на 30 сантиметров в диаметре. Ее вводили во влагалище допрашиваемой и именно такую грушу предстояло испытать Диане.
Стоя перед столпившимися на площади, Джаспер начал вращать винт, раскрывая ужасный снаряд. Женщины содрогнулись, увидев ее, а мужчины захлопали в ладоши и стали подначивать своих соседок, предлагая им отведать такую. Раскрыв до предела блестящую грушу, Джаспер подозвал рыжеволосую потаскушку. Зрители со смехом подсадили ее на помост. Палач сунул ей под нос грушу, но девушка не смутилась и под одобрительный хохот высунула язык и лизнула холодный металл, точно пробуя. Хлопнул ее по заду, палач отправил ее обратно и подойдя к кресту, поднес чудовищную раскрытую грушу к лицу красавицы Дианы, та содрогнулась от ужаса.
Джаспер закрыл грушу и занял месту между привязанными ногами жертвы. Молодая женщина забилась в истерике, пытаясь разорвать путы, умоляя о пощаде, обещая все что угодно Главному Палачу за быструю смерть.
Но истязатель только усмехнулся ее словам и прижал верхушку груши к ее половым губам, остановился на мгновение и отвел ее назад, играя с несчастной. Узница заорала от страха. Потом Джаспер раздвинул ее губы, начав со все нараставшим усилием засовывать этот страшный предмет в ее неподатливое, еще не рожавшее, влагалище. Внезапно он громко выругался, почувствовав, что груша довольно легко входит внутрь, поскольку любовный канал несчастной был обильно смазан жиром. Скользя по смазке, груша не причиняла боли пленнице и Диана даже попыталась сжать бедра в жалкой попытке помешать палачу. Она почувствовала нараставшее растяжение, как будто в нее входил очень большой член и ей показалось, что она вот-вот разорвется. Рассвирепев и недобрым словом помянув свою матушку за непрошеное вмешательство, Джаспер перехватил грушу за рукоятку и резко втолкнул массивный предмет, ударивший прямо в шейку матки пытаемой. Диана взвыла от боли, точно шакал. Потом палач принялся двигать грушу взад-вперед, насилуя ее этим орудием пытки, глядя, как она мотает головой из стороны в сторону, как по ее телу пробегают волны судорог, от чего все мышцы словно играли под гладкой кожей.
Натешившись, он медленно провел рукой по ее животу, спустился на лобок и отыскав клитор, сильно ущипнул за него, заставив Диану истошно завопить от пронзившей ее тело жуткой боли. Взявшись за винт, он сделал полный оборот, лепестки груши начали открываться. Толпа замерла, глядя на происходившее с прекрасной женщиной. Она широко открыла глаза, губы приоткрылись в молчаливом крике. Очень медленно она повела головой из стороны в сторону, словно не веря тому, что почувствовала. Все мгновенно изменилось, когда Джаспер потянул грушу на себя, вновь начав насиловать ее. Диана выгнулась дугой, дико заорав от боли и умоляя сжалиться над ней, ее вопли смешались со странным хлюпающим звуком идущим от ее промежности. Джаспер толкнул сильнее и острия груши глубоко впились в нежную шейку матки, женщина забилась в судорогах, ручьи пота заструились по ее телу, из горла узницы вырвался пронзительный, душераздирающий крик. Сейчас палач сделал очередной оборот винта, раздвинув лепестки самое меньшее на двенадцать сантиметров. Над ее выбритым лобком появилась выпуклость от давившего изнутри лепестка и Джаспер сильно надавил в этом месте ребром ладони. Это движение вдавило матку в стальные лепестки и Диана обезумела от страданий. Боль была такой сильной, что юное тело рванулось изо всех и сил и прочный кожаный ремень, обвивавший ее правое запястье лопнул. Она потянулась правой рукой к промежности, тщетно пытаясь погладить свое разодранное женское естество. Почти тут же подручные схватили ее за руку и вновь привязали к кресту, парой толстых пеньковых веревок, глубоко впившихся в мягкую кожу. Толпа возбудилась до предела, от топота ног содрогались помосты.
Джаспер снова повернул винт и Диана заорала изо всех сил: "Нееееееееет", но на ее крик никто не обратил внимания. Палач снова повернул жуткую рукоятку и все вокруг содрогнулось от истошного вопля приговоренной. Ее восхитительные груди покачивались, прыгая от крика и палач уже предвкушал, какой пытке он их подвергнет. Теперь лепестки разошлись на 25 сантиметров и настолько впились в стенки влагалища, что когда истязатель попытался опять насиловать несчастную, даже со смазкой, упругие стенки втащили дьявольскую грушу обратно, разрывая нежные ткани.
Джаспер рассмеялся, теперь он завращал винт, раскрывая грушу до предела. Струя мочи брызнула прямо в лицо палача, так как мочевой пузырь женщины не выдержал этого страшного давления. Все ее тело била дрожь, как если бы она замерзала, вой, похожий на вой смертельного раненого животного, вырывался из ее губ. Утеревшись, заплечных дел мастер положил руку между ее ягодиц и начал засовывать в задний проход. Все тело несчастной забилось в судороге, все на площади содрогнулись от ее жуткого крика. Джаспер давил изо всех сил, но давление раскрывшегося внутри истязуемой пыточного снаряда было настолько велико, что ему не удалось засунуть внутрь и одного пальца. Палач на полтора оборота винта сдал лопасти груши и с помощью одного из подручных, также ухватившегося за ручку орудия пытки, упершись ногами, раздирая половой орган жертвы, вырвал этот чудовищный предмет из ее влагалища, словно рожденного адом дитя.
Когда страшную грушу вытащили из тела замученной, ее внутренние органы стали хорошо видны, поскольку пытка растянула и разорвала ее влагалище, которое теперь зияло. Обильно струилась кровь и опасаясь, как бы пленница не умерла раньше времени от потери крови, палач подать ему раскаленное железо. Ему дали прут, толщиной почти пять сантиметров, который он засунул прямо в окровавленные интимные части жертвы, заставив все ее тело забиться в ужасных мучениях. Она завопила и вновь непроизвольно обмочилась, хлынувшая жидкость зашипела, попав на раскаленный металл. Когда она потеряла сознание, лежа с бессильно запрокинутой головой, Джаспер взял новый прут и засунул его глубоко в ее влагалище, чтобы прижечь страшные раны. Взглянув потом на толпу, палач заметил, что несколько женщин упали без чувств и даже большинство мужчин побледнели, как полотно, глядя на эту дикую пытку.
Мучительный стон Генри заставил Джаспера обернуться. Генри с ужасом глядел на зверское истязание своей любимой и попытался проклясть мучителя, но его изуродованный язык выдал лишь хрип и клекот. Палач махнул подручному и тот стал между ногами пленника, держа в руках раздавливатель. Когда он схватил мошонку несчастного, Генри заорал от боли и не смог сдержаться, брызнувшая моча облила подручного. Тот отпрыгнул, осыпая замученного площадной бранью. Мошонка настолько чудовищно раздулась, что палачу вместе с помощником пришлось потратить немало времени, чтобы нащупать оставшееся яичко. Однако, наконец, умение Джаспера победило, они надели раздавливатель и чуть сжали ложки, так что шипы впились в кожу детородного органа. Генри содрогнулся и закричал, мота головой из стороны в сторону.
В следующую минуту Главный Палач принялся крутить и трясти страшный снаряд, Генри извивался от дикой боли, его вырвало. Очень медленно, почти целых 45 минут, Джаспер затягивал винт, раздавливая уцелевшее ядро. Теперь мошонка бывшего герцога распухла, превратившись в жуткое подобие кокосового ореха, кожа на ней натянулась, как барабан и лоснилась. Генри корчился, словно грешник в аду, обезумев от дикой боли, палачи получили огромное удовольствие, калеча его интимные части. Теперь, когда его яички превратились в месиво, Джаспер со товарищи уже готовился перейти к следующему этапу заготовленной программы, но прежде в горло мятежника влили еще травяного стимулятора, заставившего его запнуться и закашлять.
Подойдя в это время к столу, Джаспер выбрал Клещи "Крокодил". Это великолепно украшенное устройство было придумано для того, чтобы выжигать половой член несчастной жертвы. Длинные рукоятки клещей оканчивались парой челюстей, выполненный в виде зубастой крокодильей пасти. Они были очень тяжелыми, чтобы массивный металл долго сохранял жар углей. Джаспер показал свое орудие зевакам и, прежде чем накалять его, сжал челн Генри и крутанул его почти на 360 градусов, едва не оторвав. Генри заорал на всю площадь, он знал, что эта боль лишь прелюдия к действительно ужасному страданию, которое его ждет, когда клещи раскалят и схватят ими его мужскую гордость.
Палач положил клещи в пылающие уголья и велел принести еще уксуса и влить его в рот осужденного, чтобы быть уверенным, что тот полностью придет в себя к началу новой пытки. Вскоре клещи раскалились почти докрасна, Джаспер быстро вытащил их, так как хотел остановиться на наиболее мучительной второй степени ожога и не желал сжечь чувствительные кожные нервы. Теперь он направился к жертве, а один из подручных принялся душить Генри. Тот начал впадать в забытье, но от нехватки воздуха его член начал подниматься и скоро напрягся, как камень. Прежде чем он потерял сознание, палач освободил его горло и узник смог вздохнуть. Заплечных дел мастер поднес раскаленные клещи к его торчащему члену и сжал рукоятки. Генри истошно завопил, его тело выгнулось дугой, почти ломая хребет, руки напряглись так, что кожа в которую впились ремни закровоточила, горячие челюсти впились прямо в головку его члена. Палач хорошо знал свое дело и выбрал самое чувствительное место мужчины. Обоженная плоть зашипела, Джаспер медленно потянул сжатые клещи на себя, сдирая вздувшуюся пузырями, кожу. Когда он разнял челюсти "Крокодила" всем зрителям открылся опаленный, кровоточащий мужской орган истязуемого. Джаспер вернулся к жаровне и сунул ужасные клещи в пылающие угли, чтобы вновь накалить их. Еще четыре мучительных раза он возвращался к распятому пленнику, пока на месте его мужской гордости не остался крошечный обугленный обрубок. То что осталось уже ничего не чувствовала, все нервы в нем были сожжены.
Диана уже пришла в себя и беспрестанно кричала и молила о пощаде. Палач подошел к ней, взял в свои сильные руки обе ее груди и зверски рванул их, обратившись к зрителям, он спросил, что с ними сделать. Со всех сторон площади раздались крики "Разрыватели". Мучитель махнул подручному и тот положил в пламя жаровни пару разрывателей грудей. Эти щипцы имели четыре острых зуба, по два на каждой челюсти, смыкавшихся друг с другом. Их обычно пускали в ход холодными, нагревая только при самых изощренных пытках. Матери, родившие внебрачных детей, часто подвергались укусу этого страшного приспособления, чьи зубы пронзали одну из их переполненных молоком грудей, в наказание за преступную страсть. К сожалению, мужчина, грешивший вместе с несчастной, страдал только от угрызений собственной совести, так как не существовало доказательств его вены.
Увидев раскалявшиеся в огне щипцы, шлюхи, прежде весело наблюдавшие за пытками, неожиданно затихли. Многие представительницы их племени становились жертвами этой пытки и они прекрасно знали, какую страшную боль придется перенести прекрасной узнице. Подручный палача раздувал угли, щипцы раскалились почти добела. Заплечных дел мастер натянул толстую кожаную перчатку, чтобы не обжечь свою руку и вытащил один из разрывателей. Он поднес раскаленные щипцы к лицу Дианы, так чтобы она почувствовала их жар. Женщина в ужасе отпрянула, остановившимся безумным взором она следила за тем, как рука палача схватила ее за левую грудь. Очень медленно, наслаждаясь ее криками и мольбами, Джаспер поднес разрыватель к этой чудесной груди. Затем, резким движением сжав его, истязатель вонзил пылавшие зубы прямо в ее нежное тело.
Внезапно пронзенная грудь Дианы надулась как шар, вспученная шипящим паром, хлынувшей из сожженной плоти. Вся площадь содрогнулась от ее дикого вопля. Одна из проституток упала в обморок, вторую вырвало, эти девушки отлично представляли, что сейчас чувствует несчастная пленница. Даже придворные дамы в ужасе машинально сжали собственные груди, прикрывая их руками, пораженные открывшимся их взгляду зрелищем.
Палач крутанул пронзенную грудь сначала на 180 градусов влево, потом вправо, в клочья раздирая обожженную плоть. Диана жутко орала, "Нет... нееееет... неееее!", на месте одной из ее прекрасных выпуклостей остались только лохмотья растерзанного и обугленного мяса и кожи. Все ее тело было залито кровью.
Когда палач вытащил вторые накаленные щипцы, жена одного из знатнейших вельмож прыгнула на помост и заслонила собой измученную жертву. Ее звучный голос заглушил все остальные крики: "Достаточно, мой друг! Можете продолжать казнь, если хотите, но во имя Вашей почтенной матушки, Вы не коснетесь другой груди этого дитя своей адской штукой, не сделав это сперва со мной!" С этими словами они распахнула корсаж, обнажив свою грудь, чуть меньше, чем у Дианы, но такую же великолепную. Мучитель застыл, как вкопанный. Наконец, оправившись от шока, он приказал стражникам увести женщину с помоста, но толпа, пораженная поступком придворной дамы, устроила настоящую бурю. Со всех сторон неслись оскорбления и угрозы, а одна из шлюх столь ловко запустила в Джаспера бутылкой с вином, что вытекшая зашипевшая жидкость мгновенно остудила клещи.
Диана крикнула: "Господи, благослови их!" Толпа была настолько раздражена, что опытный палач решил не испытывать ее терпение. Запустив разрывателем в шарахнувшихся в стороны уличных девиц, он зашагал на противоположный конец эшафота. Знатная дама застегнула платье, приблизившись к пленнице, она вытерла ей слезы и прошептала: "Господи пошли ей быструю смерть!". Повернувшись, она спрыгнула с помоста и исчезла в толпе придворных.
Тем временем мучитель отыскал квадратный железный брус, сантиметра два с половиной толщиной и около метра длиной и высоко поднял его над головой. Подойдя к кресту с растянутым на нем Генри, он обрушил страшный удар на уже перебитую левую голень пленника. По площади разнесся жуткий хруст ломающихся костей, заставив всех притихнуть. Острые отломки костей пронзили кожу и кровь заструилась по изувеченной ноге. Боль была настолько сильной, что узник лишь хрипло простонал побелевшими губами.
Перейдя к Диане, палач обрушил такой же сильный удар на ее точеную левую ногу. Юная красавица выгнулась от боли, ее истошный вопль заставил всех содрогнуться. Она уже не владела собой и внезапно испражнилась. По всему ее телу пробегали мучительные судороги. Обойдя ее, Джаспер нанес второй удар. Женщина содрогнулась, бешено мотая головой, ее покрасневшее лицо исказилось от боли, пот ручьями заструился по прекрасному телу, заставив его засверкать под кроваво-красными лучами заходившего солнца. Разъяренный тем, что кто-то посмел прервать пытку, Джаспер схватил ее изуродованную грудь и рывком оторвал эти обугленные лохмотья.
Несчастная мятежница корчилась от боли, пока палач шел обратно к ее мужу. Истязатель замахнулся ломиком и перебил правое предплечье генри, быстро отступил на шаг и нанес новый удар, расколов плечевую кость. На обоих местах вздулись багровые кровоподтеки, а крупный осколок кости пронзил кожу и выглянул наружу на плече осужденного. Обезумев от боли, несчастный уже не кричал, а только что-то невнятно бормотал себе под нос на удивление спокойным голосом. Это насторожило Джаспера и тот обрушил несколько ударов, переломав его левую руку, превратив в месиво раздробленных костей и размозженной плоти вторую, уже изуродованную допросом, ногу, пытаясь заставить бывшего герцога вновь закричать от боли.
Все его усилия оказались тщетными, глава мятежников действительно сошел с ума и ничего больше не чувствовал. Главный палач выдохся, всеми силами пытаясь заставить его снова кричать и теперь к Диане направился его подручный. Когда железный прут перебил ее левое бедро, несчастная женщина дико вскрикнула, ее тело выгнулось дугой и она лишилась чувств. Ее несколько раз окатили ледяной водой, давали нюхать уксус, влили в рот водки, но она так и не пришла в себя. Наконец, смирившись, палачи просто раздробили ей уцелевшие кости.
Солнце уже село, стражники перерезали веревки удерживавшие искалеченные тела обеих жертв. Генри, первый раз за долгое время вновь вскрикнул от боли, когда его положили спиной на прибитое к столбу колесо, перегнули раздробленные ноги через обод и привязали с другой стороны колеса на уровне шеи пленника. Руки пропустили между спиц и связали. Когда разорванные связки узника вновь натянулись, мученик застонал, крутя головой из стороны в сторону, по его губам потекла пена.
Палачи потратили еще много времени, усердно стараясь привести в чувства замученную Диану, на помосте появился лекарь, но все испробованные средства были без толку. Махнув рукой, Джаспер приказал привязать ее к колесу. Уложив туда бесчувственное тело, подручные привязали ей ноги к противоположной стороне обода, почти на уровне плеч. Ее болтающиеся, словно тряпки, руки связали за спиной, пропустив их сквозь спицы. В этой позе, страшно изуродованное женское естество узницы, открылось взору любопытной толпы. Однако теперь никто не смеялся и не отпускал сальностей, а одна из проституток сняла с шеи платок и, сжалившись, прикрыла лоно несчастной, чтобы положить конец омерзительной сцене. Казнь была слишком зверской, толпа пресытилась и теперь сочувствовала замученным жертвам. Очень быстро зрители начали уходить с площади и вскоре она опустела.
Примерно в десять вечера, дикий, нечеловеческий крик прозвучал в ночной тиши - Диана наконец-то пришла в себя и страшная боль пронзила все ее тело. Через несколько минут этой чудовищной агонии, которая, казалось, никогда не закончится, стражник, оставленный присматривать за умирающими, подбежал к ней, схватил оставленный палачами лом и изо всех сил дважды ударил ее в грудь. Захрустели ребра и женщина вновь впала в беспамятство. Острые концы перебитых костей пронзили легкие, лицо некогда блестящей герцогини посинело и вскоре она провалилась в блаженное никуда.
Обезумевший Генри что-то тихо бубнил про себя, уже ничего не соображая, кровь медленно сочилась из десятков ран на его растерзанных конечностях. Жизнь постепенно покидала его и в полночь он наконец-то затих. Солдат оглядел неподвижные тела, перерезал им для уверенности глотки и покинул площадь, предоставив птицам и бродячим псам делать свое дело.
Конец.
Очень жестокий, но интересный и эротичный, я, честно сказать возбуждаюсь, когда читаю.
Четыре дня страданий
Written by Uthur
Click here for english version of this story
Предупреждение:
Этот рассказ содержит описание секса, жестокостей, насилия и пыток. Он не подходит для чтения или просмотра лицам, не достигшим 18 лет. Если перечисленные темы тяжелы для Вас - не читайте этот рассказ.
Все в этом рассказе вымысел. Любое сходство с реальными людьми живущими либо когда-либо жившими чистая случайность. Все права на это произведение принадлежат Uthur, написавшему этот рассказ в 1996 г. Рассказ предназначен для некоммерческого свободного распространения. Ни одна часть данной работы не может быть издана, изменена или распространена за деньги. Настоящий перевод выполнен с согласия автора.
Пролог:
Эта работа написана с целью рассказать о методах пыток, применявшихся в Средневековье. Выдуманный сюжет служит именно этой цели. Она основана на исторических исследованиях ряда авторов. Для тех, кто хочет провести подобное исследование, привожу основные работы:
· The Book of Execution (Книга казней), написанную Geoffrey Abbott
· Rack, Rope and Red Hot Pincers: A History of Torture and Its Instruments (Дыба, веревка и раскаленные щипцы: история пыток и их орудий), написанную Geoffrey Abbott
· The Inquisition-Hammer of Heresy (Инквизиция - молот ересей), написанную Edward Burman
· Inquisition-Torture Instruments from the Middle Ages (Инквизиция - орудия пыток Средних ввеков), написанную Robert Held
· Middle Ages Justice (Средневековое правосудие), написанную William Benniger
Четыре дня страданий
Восстание, которое попытались поднять герцог Генри Лонгворс и его жена леди Диана, потерпело поражение. Части заговорщиков удалось скрыться, но многие из них попали в руки королевских солдат, среди них были и вожаки мятежа. Чету зачинщиков привели в Большой зал королевского замка, где они предстали перед королем Вильгельмом, чтобы выслушать его приговор. В наказание за государственную измену знатным людям отрубали голову. Это была быстрая и наиболее милосердная смерть, особенно если подумать о других видах казней и пыток, бывших в обиходе в те жестокие времена.
Все знали о взаимной неприязни, царившей между королем Вильгельмом и могущественным герцогом Лонгворсом, но мало кто догадывался насколько сильно они ненавидели друг друга. Эта ненависть была загадкой для большинства вельмож, собравшихся в Большом зале. Герцог Генри и леди Диана вошли в зал гордо с поднятыми головами, с видом людей отлично знавших, что их ждет, знавших... во всяком случае так им это казалось...
Злобно усмехнувшись, король произнес: "Итак, Лонгворс, твои мерзостные деяния наконец-то пришли к концу. Много раз я прощал тебя, но сейчас ты зашел слишком далеко".
"Дыши глубже, подонок и заткнись. Твой визг действует мне на нервы", ответил герцог.
Чуть не задохнувшись от гнева, король взревел, "Молчать!" "Если бы ты знал, что тебя ждет, ты бы валялся у меня в ногах, лижа пятки и моля о пощаде". Король встал и громко произнес, обращаясь к притихшей толпе придворных: "Герцог Лонгворс и леди Диана, Вы подняли мятеж против законной власти, я лишаю Вас Ваших земель и званий. Все Ваше имущество переходит в казну. Вы больше не являетесь людьми благородного происхождения. Я отсылаю Вас к судьям, которые решат Вашу участь. Вы будете осуждены за государственную измену. Уведите их, я не желаю больше слушать их вой и мольбы". Собравшиеся и обреченные в полном молчании слушали это страшное решение. Теперь, когда они перестали быть знатными людьми, судьи могли вынести любой приговор, чтобы доставить удовольствие королю.
Покраснев от гнева, лорд Лонгворс бросился к трону, раскидывая стражников. Не несмотря на его силу, охрана быстро одолела его, ему заломили руки и один из охранников изо всех сил ударил его коленом прямо в пах. Леди Диана стояла, ошеломленная происшедшим. Она уже смирилась с тем, что ей отрубят голову, но представив себя горящей заживо на костре или еще хуже... брошенной в могилу, когда палачи пляшут по ее телу, чтобы растоптать груди... Сжавшись от ужаса, она вышла из Большого зала вслед за Генри, которого тащили под руки двое солдат. Единственное, что она услышала был злорадный хохот короля, прозвучавший за ее спиной.
"Джаспер", крикнул король, поудобнее устроившись на троне. Когда Джаспер почтительно склонился перед королем, толпа придворных уставилась на него со смешанным чувством ужаса и какого=то странного уважения. Упав на колени перед троном, он внимательно слушал своего повелителя.
"Джаспер, мне хорошо известны твои способности. Пусть твои люди и судья приготовят хорошее место с помостом. Заставь подлых предателей полностью искупить свои злодеяния. И, главное, не вздумай хоть как-то смягчить их участь".
На эти слова Джаспер ответил только: "Будет сделано, Ваше величество".
Спустившись на один этаж в зловещее тюремное подземелье, Генри и Диана предстали перед тремя, пышно разодетыми судьями, сидевшими за большим столом, ярко освещенным множеством свечей. Ни для кого не было секретом, что судьи были пешками в руках короля и были готовы на любую подлость, чтобы заслужить его благоволение. Они чутко улавливали малейшее желание правителя. Главный судья, сидевший посередине встал и начал: "Генри и Диана Лонгворс, Вы признаны виновными в ужасной измене".
"Что, разве нас уже судили?", возмутился Генри.
"Заткните им рты!", завопил судья.
Трое стражников подскочили к Генри, ударом по затылку поставили его на колени и втолкнули ему в рот кусок деревяшки, примерно пять сантиметров в диаметре. К концам этой затычки крепились две прочные веревки, которые завязали на затылке пленника, чтобы помешать ему выплюнуть этот очень эффективный и довольно болезненный кляп. Диана побледнела, когда двое солдат подошли к ней с кляпом и взмолилась о пощаде. Судья кивнул и приказал стражникам отойти от женщины.
"Генри и Диана Лонгворс", продолжил он, "Вы признаны виновными в государственной измене. Высокий суд постановил, что в следующую субботу Вас обоих приведут на помост, сооруженный для Вашей казни во Дворе Слез, и Вы будете приданы смерти без всякой надежды на помилование или заступничество Церкви. Генри Лонгворс, твои мужские ядра будут сдавливать раздавливателем до тех, пока они не будут размозжены, твой срамной член будет вырван клещами". Генри содрогнулся, но попытался подавить страх, слушая продолжение: "Затем ты будешь привязан к колесу и все твои кости будут перебиты. Твое тело останется на нем, пока кости не начнут падать на землю. Тогда они будут брошены псам".
Диана вскрикнула от ужаса, выслушав участь, уготованную мужу. Дрожа, она ожидала собственного приговора. "Диана Лонгворс", заговорил судья, "за сообщничество в заговоре твоего мужа, за помощь его дьявольской измене, ты будешь предана следующей казни: твое интимное место будет подвергнуто пытке грушей, которую полностью раскроют. Твои груди будут растерзаны разрывателем. После чего ты также будешь колесована и останешься на колесе, пока твои кости и посыплются на землю. Тогда их бросят собакам. Вы оба умрете в отчаянии и без покаяния". Услышав это, красавица побледнела, как полотно и упав на каменный пол, забилась в истерике, она истошно зарыдала, хорошо представляя, какая жуткая кончина ее ждет.
Судья еще не закончил, "Перед казнью, Вас подвергнут допросу, где Вас будут пытать столько, сколько Вы можете выдержать и даже больше, чтобы Вы назвали имена сбежавших сообщников, дабы и они не избежали кары правосудия. Джаспер! Уведи осужденных и выполняй приговор!"
Услышав это, стражники втолкнули Генри и Диану в темную, грязную камеру на втором подземном этаже темницы. Охапка прелой соломы и переполненная дерьмом вонючая параша составляли всю обстановку этой тесной коморки, примерно 3 на 2,5 метра. Единственная свеча, воткнутая на торчавшей из каменной стены крюк, с трудом освещала ее. Когда за узниками захлопнулась тяжелая дубовая, обитая железом дверь, Генри выдернул изо рта, душивший его кляп. Диана, словно в забытье, смотрела на своего мужа, стоявшего на грязном, тускло освещенном полу из грубо отесанных каменных плит и снова громко зарыдала.
Тем временем в подземелье Джаспер читал нотации своим подручным, определяя, что кому делать во время субботней казни. Он знал, как ждет этого события король и понимал, что придется приложить все усилия, чтобы выполнить этот приговор, даже его поразивший такой чудовищной жестокостью. Однако теперь он думал о том, что ждет его самого и его семью, если он хоть чуть-чуть не оправдает ожиданий короля. Окруженный помощниками, она развал указания на последующие дни.
Маленькая свечка быстро сгорела, оставив Диану и Генри в кромешной тьме. Генри пытался утешить жену, говоря ей, что их сторонники ворвутся в тюрьму и освободят их. Это, говорил он, случится скоро, очень скоро... Но бедный лорд Генри не знал, что дикие вопли и стоны, доносившиеся до них сквозь толстые каменные стены, были криками его друзей, с которых сдирали кожу либо живьем поджаривали на огне. В этой мгле, время, казалось, остановилось для двух обреченных. Диана начинала дрожать всем телом, как только слышала чьи-то шаги, приближавшиеся к камере, думая что это идут за ними.
Поздно вечером, дверь в каземат чуть приоткрылась и на пол брякнулась половина буханки грубо выпеченного, черствого, как камень хлеба. Рядом с ним поставили кувшин с водой. Воду набрали сточной канавы в подземелье, так что она была мутная и мерзко воняла. Пытаясь хоть как-то устроиться в этой тесной каморке, Генри нечаянно опрокинул парашу и все ее содержимое хлынуло на пол, пропитывая ту жалкую подстилку, которую им швырнули. Несчастные Герцог и Леди лежали в гнусной месиве испражнений.
Наконец Джаспер закончил все приготовления. Точно в полночь, охранники спустились к камере к Генри и Диане, держа в руках пылавшие факелы. Отомкнув тяжелую дверь, они нашли узников крепко обнявшими друг друга, лежавшими на перепачканном вонючей жижей полу. Трое дюжих солдат схватили Генри и выволокли его из камеры. Ослепленный ярким светом, он шел куда-то, подчинясь пинкам и толчкам. Следом за ним вытащили Диану и поволокли ее в противоположном направлении. Она попыталась закричать, но сильная рука хлопком мгновенно зажала ей рот, разбив губы.
Генри очутился в освещенном факелами помещении на первом подземном этаже, окруженный восьмью самыми крепкими солдатами. Там также стояли Джаспер и тюремный брадобрей. Генри был мужчина могучего сложения, ему было 30 лет, природа наградила его недюжинным здоровьем, закаленным множеством испытаний и сражений. Отважный до безумия, он стоял в бою пять, а то и семь человек. Но теперь он превратился в жалкое подобие на прежнего богатыря и стоял, согнувшись, перед своими мучителями. Джаспер посмотрел на своего пленника и тихо сказал, "Раздевайся!"
Так как Генри просто остолбенел, услышав подобное, один из охранников схватил "веревку со змеиными глазами" и быстро обмотал их вокруг головы осужденного. Это была толстая веревка, на которой были завязаны два крепких узла, в нескольких сантиметрах друг от друга, ее обматывали вокруг головы узника и, вставив палку, начинали закручивать, пока глаза не вылезали на лоб. Крутя палку, палач мог сдавливать голову настолько сильно, насколько хотел, причиняя жертве нестерпимую боль. Пара оборотов и Генри, взвыв от дикой боли, полностью подчинился воле Джаспера.
Они быстро раздели его и окатили несколькими ведрами воды. Совершенно голый, он стоял, с заломленными за спину руками, пока брадобрей вырывал ему волосы на голове и бороде щипцами. Когда те уже ничего не могли захватить, он начал сбривать оставшиеся бритвой, всего лишь окатив голову пленника водой, вместо того, чтобы намылить ее. Когда цирюльник принялся скоблить его лицо тупой бритвой, Генри попытался вырваться, но два новых оборота палки и он едва не потерял сознания, почти что ослепнув от боли. Разъяренный его упорством Джаспер схватил щипцы и вырвал клок бороды вместе с кожей с его щеки. Брызнула кровь, тогда палач приложил к ране раскаленный железный прут. Узник истошно заорал. Понимая, что все его попытки освободиться тщетны, Генри позволил своим мучителям делать, все что они захотят.
Теперь пленника заставили лечь на стол и широко развести в стороны ноги, чтобы сбрить волосы на лобке. Его яички были все еще отекшие и багрово-синюшные, после зверского пинка день назад. Его член выглядел очень большим, даже для его роста. Генри только морщился, когда брадобрей грубо сбривал волосы на его интимной области, обдирая кожу и дважды заметно резанув по мошонке. Теперь Генри превратился в абсолютно безволосого скрюченного гнома, стоявшего перед палачами. Его лицо было все в ранах, он стоял босиком на грязном полу, доведенный до полного внутреннего опустошения. Команды палачей стали для него беспрекословными.
Джаспер оглядел работу цирюльника и, когда тот спросил о вознаграждении, слегка усмехнулся и кивнул страже. Те хорошо знали о какой плате идет речь и мгновенно перевернули Генри, так что теперь он лежал живот на столе, со связанными перед собой руками и широко разведенными ногами. Когда Джаспер выходил из камеры, он услышал крики и проклятия пленника, которого брадобрей начал насиловать в задний проход, не озаботясь даже чуть смазать его перед развлечением.
Диану провели по узкому коридору и она очутилась в небольшой комнате, где ее встретила пожилая женщина. "Сюда, дитя мое", мягко сказала она и стражники втолкнули пленницу в комнату. "Оставьте нас", махнула она солдатам и те быстро вышли. Как только дверь за ними закрылась, Диана вздрогнула и обратилась к старушке, "Кто Вы?". Та ответила, "Я Госпожа Ипграйв, мать Джаспера". Диана, ежась от страха, выслушала ее и тихо спросила, "Что со мной будет?"
Госпожа Ипграйв заговорил: "Я приготовлю тебя к тому, что тебя ждет. Сейчас разденься, чтобы я могла начать". Диана замотала головой, вскрикнув: "Нет!", но пожилая дама прервала ее. "Что делать, что делать. Девочка, ничего из того, что ты можешь сказать или сделать тебе уже не поможет. Или я подготовлю тебя или мне придется позвать солдат, которые будут рады помочь. Ну, что ты выбираешь?" Диана повиновалась, она расстегнула свое платье, испачканное мочой и калом и обнаженная выпрямилась перед Госпожой Ипграйв.
Диана была восхитительной женщиной, совсем недавно ей исполнилось 22 года. У нее была великолепная нежная кожа, большие, чудесно вылепленные, упругие груди, на которые с восторгом уставился прильнувший к замочной скважине охранник. Мать Джаспера велела ей сесть на круглый стул. Она села и старуха начала стричь ее прекрасные вьющиеся белокурые волосы, отливавшие золотом в свете факелов. Узница зарыдала, громко всхлипывая, когда волна ее волос упала на каменный пол и ее бедра. Смазав ее голову маслом, Госпожа начала осторожно скрести ее острой бритвой. Дама работала очень аккуратно, ее умение было отточено бесчисленным множеством жертв, прошедших это до Дианы. Она тщательно выбрила ее кожу и теперь юная красавица стала похожей на лысую старуху.
Отложив на мгновение бритву, она наклонилась над пленницей, "Теперь ложись на стол и разведи в стороны ноги. Мне надо выбрить твое лоно". Диана покраснела до корней волос и зашептала, "Пощадите меня, не срамите..." Но старушка в очередной раз прервала ее: "Я должна это сделать. Либо масло и бритва, либо щипцы и пинцет. Что ты выбираешь?" Зная, что старая дама права, Диана легла на стол и раздвинула ноги.
Намазывая ее лобковые волосы маслом, Госпожа Ипграйв отметила, насколько тесно сжаты ее половые губы и поняла, что у Дианы до сих пор не было детей. Она также заметила, как женщина начала возбуждаться, когда ее пальцы втирали масло рядом с клитором. Взяв бритву, она сбрила волосы. Теперь ее лоно было совершенно обнаженным, старуха снова обмакнула пальцы в масло и принялась смазывать свежевыбритую кожу. Потом она ласково произнесла, "Девочка моя, я не в силах спасти тебя от назначенной участи, но я могу дать тебе последнее наслаждение". С этими словами она засунула палец во влагалище несчастной жертвы и начала ласкать ее и массировать клитор. Вскоре Диана выгнулась дугой, вскрикивая от сильнейшего оргазма. Стражники за дверью, затаив дыхание, слушали ее стоны.
Почти под утро палачи были готовы к новому истязанию, выбранному для Генри. Но Джаспер устал и хотел подождать до завтра, чтобы начать допрос. Однако он не хотел, чтобы Диана и Генри встретились до того, как начнутся пытки. Дьявольски осклабившись, он приказал посадить несчастного на "Деревянную лошадку", где ему предстояло провести ночь.
Солдаты втащили Генри в маленькую, душную комнатушку, спрятанную на два этажа под землей. В центре ее стоял " Деревянная лошадка". Это устройство было очень простым, но при его изготовлении не позабыли об украшениях. К одному концу вымазанной застывшей кровью балки была приделана деревянная конская голова. Балка находилась в полутора метрах от земли, так что ноги осужденного не доставали до пола и к ним можно было подвешивать дополнительные грузы. Верхняя грань этой треугольной балки была всего 2 сантиметра шириной, так что сидящий на этом остром ребре вскоре начинал испытывать жуткую боль и эта пытка была очень долгой.
Воины связали Генри руки за спиной и подняли его над заостренной балкой. Секунду помедлив они отпустили его, так что он упал, сев верхом на эту "лошадку". Рухнув на деревянное острие, Генри взвыл, так как его мошонка оказалась придавленной весом всего тела. Он выгнулся от боли, пронзившей его пах. Чтобы заставить его сидеть прямо и не позволить свалиться с этой адской лошади, к его ногам подвесили мешочки с песком. К каждой лодыжке прикрепили мешочек с 12 килограммами песка. Давление на промежность пленника стало невыносимым и из глаз его потекли слезы. Эта бесконечная боль заставила его скулить, корчась на спине "лошадки". Перед тем, как охранники покинули комнатушку, один из них пнул носком сапога по балке, на которой сидел истязуемый. Генри вновь завопил, когда вибрация бруса отозвалась взрывом боли в его яичках и позвоночнике.
Джаспер нашел стражников, сгрудившихся у двери камеры, где находилась Диана, отталкивая друг друга, они старались заглянуть в замочную скважину. Побагровев от злости, он заорал, сыпя проклятьями. Нескольким, самым быстрым удалось смыться, но двоим, стоявшим у самой двери, было попросту некуда деться. Палач схватил их за шиворот и приказал дать им по тридцать ударов ременной "кошкой". Упав на колени, провинившиеся умоляли о прощении, но рассерженный Джаспер приказал их увести и на утро выдрать. Довольные, что не попали под кнут, остальные солдаты схватили виновных и утащили их в казарму, оставив двоих у дверей камеры на страже.
Джаспер распахнул дверь и вошел к ожидавшей его молодой женщине. Она вскрикнула от стыда и попыталась прикрыть свою наготу руками, когда палач вошел в камеру и поздоровался с матерью. Даже с выбритой наголо головой, Диана оставалась восхитительной красавицей. Джаспер прикинул, какой пытке лучше подвергнуть ее завтра и вышел из камеры, крикнув двум солдатам бросить осужденную в "Маленькую Изу" на ночь. Перепуганная женщина вскрикнула от ужаса и попыталась уцепиться за Даму Ипграйв, но та с неожиданной силой оттолкнула несчастную и крикнула, что ничто не может спасти ее от этой участи.
Затем погладив дрожавшую всем телом пленницу по голове, она помогла ей накинуть на плечи рваную рубаху из грубого полотна. Солдаты схватили женщину за руки и выволокли ее в коридор, в конце которого стояла железная летка. Один из стражников, откинул запор железной дверцы и с трудом распахнул ее. "Маленькой Изой" называли клетку из железных прутьев, меньше чем метр двадцать высотой и чуть больше 45 сантиметров шириной. Диана начала упрашивать тюремщиков, но они молча заставили ее залезть внутрь. Ей пришлось сильно нагнуть голову, так что подбородок врезался в ее античную грудь, полностью согнутые в коленях ноги прижались к лицу, руки кое-как прижались к бокам. Когда солдаты захлопнули дверь, вдавливая Диану в клетку, в ее спину впились прутья решетки. Темнота и жутко сжавшееся тело вскоре заставили ее заплакать от ужаса и боли. Каждый мускул ее тела был готов разорваться от напряжения, воздух в этой тесной комнатушке был очень сперт и пленница начала задыхаться, по ее телу пробегали мучительные судороги. Короткие минуты проведенные там, казались несчастной бесконечными часами во время этой простой, но страшной пытки.
Замковые часы пробили два ночи и охрана вернулась проведать Генри. Она сидел, согнувшись вперед, почти лишившись чувств, слабо стеная. Нежная кожа между яичками и задним проходом была содрана и на деревянной балке появилась свежая кровь. Его яички распухли во время этой дикой пытки и увеличились почти вдвое. Мошонка стала темно багровой, было видно что его мужские части сильно сдавлены. Стражник подошел к нему и вновь сильно ударил ногой под основание треугольной балки. Генри вновь захрипел и выгнулся дугой от боли. Подняв голову, он принялся проклинать палачей и плюнул в них.
Охранники только расхохотались и узник понял всю бессмысленность своего сопротивления, так как они подвесили еще два мешка с песком к его ногам. Он начал умолять их, но те молча закрепили еще по 8 килограммов груза к каждой его ноге, так что он завопил с новой силой, когда острая грань еще глубже впилась в его интимные части. Солдаты вышли и направились в комнату, где страдала Диана.
Когда они приблизились к двери ее камеры, то еще в коридоре услышали ее стоны и всхлипывания. Когда до нее донеслись их шаги, она принялась молить, чтобы открыли дверцу и позволили ей выйти. Она обещала сделать все, что они захотят. Солдат распахнул дверцу и сжал ее великолепную грудь, спрашивая, как много она понимает под словами, "все, что угодно". Диана только всхлипнула и вновь сказала, что позволит им делать с ней все, что они пожелают.
Стражник помог ей выбраться из "Маленькой Изы" и прислонил к стене. Диана вскрикнула от острой боли, пронзившей все ее тело, когда кровь вновь свободно побежала по ее жилам. Подталкивая ее коленкой под зад, охранник вытащил ее в коридор и женщина поняла, куда он ведет ее. Он притащил несчастную в маленькую комнату, где сидели еще трое тюремщиков. Когда они вошли, солдат крикнул: "Ребята, посмотрите какую восхитительную красотку я привел. Мы чудесно позабавимся с нею! У нее сбриты все волосы, но дыра меж ног тесна и ждет вертела!" Услышав его слова, Диана вспыхнула, но рассудила, что любое насилие все же лучше, чем единственная минута, проведенная в "Маленькой Изе".
Остальные тюремщики быстро очистили стол и Диана легла спиной на него. Она попыталась прикрыться, но сильные мужчины схватили ее за руки и развели в стороны, открыв взглядам прекрасное тело. Ее глаза округлись от ужаса, когда первый надсмотрщик спустил штаны и показал ей свой вставший член. Пока он взбирался на стол, пленница попыталась расслабиться, но не успела. Он прижал головку члена ко входу в ее влагалище и одним толчком вошел в нее до конца, так что его мошонка прижалась к ее заду. Член обдирал сухие стенки ее интимного канала и она застонала. Бедра насилуемой приподнялись, стараясь избавиться от разрывавшего ее мужского стержня, из ее горла вырвался вопль боли и стыда. Она корчилась от боли при каждом толчке насильника, ее внутренности как бы раздирали наждаком, но вскоре в нее ударила горячая струя его семени и боль утихла.
Когда он встал, второй охранник занял его место. На этот раз залившая ее сперма хотя бы увлажнила ее, так что теперь она уже не чувствовала боли. Один за другим стражники получали удовольствие, кувыркаясь с беспомощной красавицей. Последний был особенно жесток, занимаясь любовью, он зверски скручивал и сдавливал ее груди и так сильно щипал узницу за соски, что казалось вот-вот и пойдет кровь. Насытившись, они бросили ее в угол комнаты и там, скрючившись, как ребенок в материнской утробе, она забылась на короткое время. Еще не было пяти утра, когда солнце появилось над лесом, окружавшим замок. В казарме началась бурная деятельность. Солдаты выстроились на тюремном дворе, куда к столбу для наказания кнутом уже приволокли двух провинившихся. Одного из них вытолкнули вперед, его руки стянули веревкой, подняли над головой и привязали к столбу, ноги притянули к его основанию толстым кожаным ремнем. Начальник стражи подошел к нему и одним рывком разорвал на спине приговоренного рубаху. Взяв в правую руку вымоченную в рассоле "кошку-девятихвостку", он что есть мочи размахнулся и первый удар обрушился на обнаженную спину несчастного.
Дикий вопль вырвался из груди наказываемого почти одновременно с ударом. На его коже появились девять багровых полос. Громкий счет "Один" эхом прокатился по двору. На третий удар преступник отозвался стоном и плачем. К восьмому взмолился о пощаде и истошно орал при каждом новом. Когда на его окровавленную спину упал семнадцатый, ноги его подкосились и он повис на врезавшейся в его запястья веревке. Последнего удара он уже не почувствовал, обессилено свисая со столба, его запрокинутое лицо было залито слезами, глаза ввалились, губы были искусаны до крови, спина представляла собой кровавые лохмотья. Начальник взял в руки бадейку с рассолом и выплеснул круто посоленную воду прямо на истерзанную плоть. Тело истязуемого содрогнулось от непереносимой боли и он потерял сознание, превратившись в болтающийся на веревке мешок.
Его отвязали и он распластался на траве. Второй осужденный попытался вырваться, но его быстро одолели и привязали точно так же, как и его товарища по несчастью. Когда первый удар рассек его кожу, он закричал и его тело выгнулось дугой. При каждом новом ударе его тело корчилось, изгибалось, пыталось вжаться в столб чтобы хоть как-то уменьшить жгучую боль. К восемнадцатому удару он лишился чувств. Старший охранник влил ему в рот уксуса, узник закашлялся и пришел в себя. Следующий удар вырвал из его уст нечеловеческий вопль. Когда наказание завершилось, он, полумертвый от боли, обмочился. Обоих наказанных солдат отнесли обратно в казарму и положили лицом вниз на нары, закутав их израненные спины влажными тряпками.
Проснувшись с первыми лучами солнца, Джаспер прямиком направился в камеру Генри. Его жертва сидела на "лошадке", слабо стеная. Джаспер пнул по деревянной балке и узник вскрикнул от боли. Джаспер ухмыльнулся, перерезал веревки, удерживавшие грузы и дал им упасть на пол. Вся промежность пленника была залита кровью и кожа на ней была содрана до мяса. Мошонка приобрела темно багровый цвет, яички распухли, достигнув размера куриного яйца. Оставив корчащегося от боли Генри на холодном камне пола, Джаспер пошел проведать прекрасную Диану.
Когда тюремщики спохватились, что уже поздно и палач может застукать их, они поволокли Диану в камеру к "Маленькой Изе". Красавица зарыдала, умоляя их подождать хоть немного, но они пинками загнали ее внутрь клетки и захлопнули дверцу. К приходу Джаспера она провела там всего полчаса, но за такое короткое время боль показалась ей уже адскими муками и она кричала, прося о пощаде. Палач вытащил ее из клетки, приковал к стене и дал немного каши и воды. Несчастная немного пришла в себя.
Примерно в полдень Джаспер повел чету пленников в пыточную камеру. Увидев во что их превратили, они содрогнулись от ужаса. Крепко обнявшись, несчастные попытались хоть как-то утешить и ободрить друг друга.
Диану приковали к позорному столбу и Джаспер уделил все свое внимание Генри. Когда палач задал Лорду первый вопрос и тот в ответ отрицательно мотнул головой, Джаспер приказал усадить пленника на скамью и связать ему руки за спиной. Когда это сделали, подручный принес пару Бродекинов и обвязал их вокруг ног допрашиваемого. Джаспер снова попросил назвать имена заговорщиков. Так и не получив ожидаемого ответа, палач взял первый клин и приложил его к ужасному устройству, где-то на середине голени. Взмахнул деревянным молотком, он наполовину вогнал дубовый треугольник между сдавивших ногу пленника досок. Генри завизжал, как раненый заяц. Дина крикнула: "Я с тобой, любовь моя!", в ту же секунду второй подручный хлестнул ее по лицу так, что она едва не лишилась чувств. Второй удар молотка полностью вогнал жуткий клин. Тело несчастного содрогнулось от боли и глаза выкатились из орбит. Когда забили шестой клин, Генри упал навзничь, потеряв сознание. Палачи долго хлопотали вокруг него, пытаясь ледяной водой и уксусом привести в себя, но их усилия не увенчались успехом. Узника развязали и положили на пол.
Сейчас Джаспер направился к Диане, которая дрожа смотрела на его приближавшуюся фигуру. Ее развязали и он сдернул с нее ветхую рубаху. Заметив белые капли застывшей спермы на ее лоне, Джаспер побагровел и заорал, что он отыщет тех, кто посмел развлечься с принадлежавшей ему одному пленницей и, что тем не поздоровится.
Женщину приволокли к дыбе, ее усадили на этот деревянный пыточный снаряд. Ее ноги зажили в колодках у подножия дыбы, а руки связали за спиной, тянувшуюся от запястий веревку привязали к мощному вороту. Джаспер снова спросил ее о заговорщиках, но несчастная Диана почти ничего не знала о планах своего мужа. Джаспер махнул рукой и ворот сделал шесть полных оборотов. Руки пленницы начали подниматься вверх и ее плечи стали выкручиваться из суставов. Она вскрикнула и ее чудесные груди мягко качнулись в такт ее движению. Палач снова спросил ее, но она лишь обречено взмолилась о пощаде. Джаспер показал два пальца и подручные закрутили тяжелые рукоятки, делая два новых оборота ворота. Красавица взвыла от боли в вывернутых плечах.
Когда Джаспер снова поднял один палец и ворот вновь повернулся, вид пленницы разительно изменился. Она побледнела, как полотно, на ее шее вздулись вены. Ее глаза покрасневшие и отекшие от рыданий, безумно вращались. Она судорожно вздохнула, когда Джаспер принялся ласкать ее крепкие груди, полностью выпятившиеся под давлением выломанных за спину рук.
Минут пять спустя, он снова показал один палец и ворот со скрипом повернулся. Диана истошно завопила, по ее телу прокатилась волна судорог. На всю камеру разнесся громкий хлопок и левая рука жертвы вырвалась из плечевого сустава. Ее тело повернулось налево, скрючившись в какой-то жуткой, неправдоподобной позе. Джаспер вновь задал ей вопрос о мятежниках, но что она могла ответить? Новый оборот ворота вывихнул ей правой плечо, она безжизненно повисла на веревке и на пол хлынула струя мочи. Лекарь внимательно осмотрел ее бесчувственное тело и крикнул палачу, что на сегодня довольно, если он не хочет, чтобы осужденная умерла под пыткой. Двое тюремщиков наступив одной ногой на грудь лежавшей женщины, грубо рванули ее за руки, чтобы их вправить. С ее все еще бесчувственно мужа сняли Бродекины, лекарь взглянул на него и заметил, что во время допроса ему сломали обе голени. Оба обнаженных бесчувственных тела оттащили в камеру, поставили туда кувшин с мутной водой и захлопнули дверь. Джаспер сказал, что завтра в пятницу, они продолжат допрос и отправился домой.
Когда он вышел, охранники решили поиздеваться над беспомощными жертвами. Все еще не приходящего в себя Генри приковали к стене и надели на него "пояс для наказаний", оставив несчастного у холодной каменной стены. Пояс был усеян железными шипами, их длины не хватало, чтобы проткнуть тело узника, но при его малейшем движении они впиться в его поясницу. Ноги Дианы зажали в двух колодках, почти полметра высотой, так что вес всего ее тела пришелся на крестец.
Через несколько часов женщина пришла в себя и увидела колодки, вытянувшие ее ноги. Еще не открыв глаза, она услышала слабые стоны мужа, прикованного к стене напротив. Полностью оправившись, она почувствовала, как резкая боль, словно раскаленная игла впилась в ее плечи. Боль была бесконечной, ее грудь мучительно ныла, поскольку грудные мышцы были растянуты этой дикой пыткой. Но больше всего она страдала от боли в пояснице, вдавленной весом тела в шершавые плиты пола. Из-за колодок она не видела, что именно сделали с ее мужем, но его стоны говорили ей, что это что-то ужасное. Чуть придя в себя, прерывающимся шепотом, он обратился к ней, пытаясь хоть немного утешить несчастную.
Диану мучила страшная жажда и вскоре она отыскала взглядом стоявший неподалеку кувшин. Хотя вода омерзительно выглядела и пахла, жажда была настолько сильна, что приговоренная даже не задумалась. Но когда она попыталась приподнять руку и почувствовала, что не может даже пошевелить ею, несчастная зарыдала, словно обиженный ребенок. Любое движение отзывалось мучительной болью в растерзанных плечах. Собрав все свои силы, она попыталась приподнять к губам кувшин, но тот выскользнул из ее ладоней и разбился. Когда вода разлилась по полу, она вскрикнула от отчаяния. Пытки превратили ее в замученное животное, она прижалась лицом к грязному полу и начала лакать эту мутную жижу.
Напротив, ее муж то и дело впадал в забытье. Он все еще сидел в той же позе, в которой его оставили надсмотрщики, любая попытка повернуться вызывала адскую боль. Его горло также пылало от жажды, раскачиваясь, он пытался наклониться и хоть немного утолить ее. Лужа растеклась совсем рядом с его боком. Его левая голень изогнулась под углом в 30 градусов, обе ее кости были перебиты. Правая нога на взгляд не изменилась, хотя ее кости тоже были сломаны в нескольких местах. Всю долгую бессонную ночь он провел, слушая стоны жены, лежавшей совсем рядом, сидя в луже собственной мочи.
Утром в пятницу солдаты распахнули дверь камеры и нашли обоих заключенных, плававших в собственных испражнениях. Диана не могла даже пошевелиться в колодках, а для ее мужа любое движение было столь мучительным, что он все время старался не шелохнуться. Стражники принесли несколько ведер воды и окатили беспомощные тела, чтобы смыть вонючие выделения.
Пришел Джаспер и прямо с порога потребовал назвать имена заговорщиков. Оба узника промолчали и он удалился, приказав притащить к нему Генри. Охранники расстегнули шипастый пояс и увидели, что острия глубоко вонзились в тело осужденного. Его лицо исказилось от боли, когда они слегка пошевелили его перебитые ноги. Как только пояс сняли, двое стражников подхватили его под мышки и начали поднимать. Генри заорал: "Нет... нет... аааааааааааааа!!, когда его размозженные ноги стали волочиться по грубым плитам пола. Его тело содрогнулось в таких судорогах, что солдаты едва не выронили его. Диана зарыдала, умоляя о пощаде, видя, как истошно вопящего от боли мужа, выносят из камеры.
Генри приволокли в другую камеру, где стояла низкая широкая скамья с парой колодок на каждом конце. Его лицо побагровело, когда его положили ни скамью и зажали лодыжки и запястья в колодках. Это движение отозвалось такой адской болью в перебитых голенях, что он обмочился, оросив себя и одного из тюремщиков, который выругавшись, отпустил ему звонкую оплеуху.
Джаспер ухватил допрашиваемого за ухо и наклонив его голову к себе, вновь задал ему ряд вопросов о мятежниках, но Лорд не проронил ни звука. Палач обернулся к подручному и приказал разжечь жаровню. Жуткую корзину пододвинули к узнику, так чтобы он мог видеть пламя и чувствовать жар раскалявшихся углей.
Генри понимал, что ему станет куда жарче, если он продолжит упираться. Он принялся молотить головой по деревянной скамье, пытаясь покончить с собой, но палач моментально сунул ему под голову мешок, набитый соломой, так что все рывки осужденного не могли причинить ему вреда.
Когда полчаса спустя, угли в жаровне уже жарко пылали, ее пододвинули, так, что всего полметра отделяли босые подошвы, зажатых в колодки, ног осужденного от шипевшего пламени. Хотя с перебитыми ногами Генри и так не мог увернуться от языков огня, колодки сделали любую подобную попытку вообще невозможной. Подручный принес ложку и миску с жиром и принялся мазать им подошвы пленника, словно гуся перед жаркой. Затем очень медленно, сантиметр за сантиметром, жаровню начали придвигать к ногам пытаемого. Вскоре жар стал невыносимым и смазанная жиром кожа начала шипеть и потрескивать. Из глаз Генри потекли слезы и он от боли замотал головой из стороны в стороны.
Джаспер не торопился придвигать жаровню, любуясь, как ноги несчастного медленно поджариваются. Когда языки пламени оказались в 15 сантиметрах от ног узника, он напряг скованные над головой руки, чтобы попытаться отодвинуть ноги от огня. Этот рывок отозвался жуткой болью в перебитых голенях, но все же это было лучше, чем терпеть жар корзины с углями. Когда палач пододвинул жаровню прямо к ногам истязаемого, несчастный истошно завопил, рванулся изо всех сил и бесчувственно распростерся на скамье.
Джаспер быстро убрал жаровню в угол комнаты. Было самое время пообедать, увиденное не испортило его прекрасного аппетита. Выходя в коридор, он крикнул лекарю, чтобы тот привел узника в сознание, дабы было можно продолжить допрос.
В два часа дня, Джаспер вернулся и увидел Генри в полном сознании, визжащего, как поросенок. Осмотрев ноги пленника, палач нашел, что на них вздулись крупные пузыри ожогов. Это ему понравилось, он знал, что вторая степень ожогов, когда кожа покрывается пузырями куда мучительней третьей, когда она сгорает, но одновременно разрушаются и нервные окончания. Джаспер вновь задал несчастному успевшие надоесть ему вопросы, но в ответ услышал только слабые стоны. Тогда он повернул лицо мятежника, чтобы тот мог увидеть, как в углях жаровни раскаляются два железных прута.
Через несколько минут железо было готово и Джаспер в последний раз предложил Генри одуматься, но тот не проронил ни звука. Подручный вытащил железные клещи и приказал пленнику высунуть язык. Тот замотал головой и стиснул зубы, но удар по мошонке заставил его взвыть от боли. В это время подручный ухватил клещами язык и, едва не вырвав вообще, вытянул его изо рта. Заплечных дел мастер прижал к языку раскаленный докрасна прут. Приговоренный заорал и чуть не откусил собственный язык судорожно сжавшимися челюстями. Запахло горелым мясом и теперь изо рта Генри доносились лишь свистящие, нечленораздельные стоны.
Палач приказал подручному держать голову осужденного, так чтобы лицо смотрело точно в потолок. Краем глаза Генри видел, как Джаспер достал из жаровни второй прут и поднес его к лицу узника. Улыбнувшись, истязатель сказал: "Правый" и подручный щипчиками захватил его правое веко и отодвинул его вверх, открывая глаз. Несчастный попытался вырваться, но Джаспер хорошо знал свое дело и медленно поднес светящийся в полумраке застенка конец прута к его правому глазному яблоку, которое зашипело от жгучего прикосновения. Даже теперь, когда обожженный, распухший язык почти полностью заполнил рот пленника, его истошный крик ужаса и боли прокатился по камере, отразившись от сырых каменных стен. Он с такой силой рванул головой, что оба подручных не смогли ее удержать. На месте глаза зияла опаленная дыра. С этим последним воплем бывший герцог снова погрузился в глубокий обморок.
Проведя какое-то время в тщетных попытках привести его в себя, Джаспер приказал швырнуть его обратно в камеру и приковать к стене. Теперь он направился прямо к прекрасной Диане, которая вскрикнула от ужаса, видя его. Она забила ногами, пытаясь вырваться, но солдаты заломили ее бедные руки и вытолкнули в темный коридор. Ее привели в достаточно просторную комнату двумя этажами ниже уровня земли. Воздух внутри пропитался едким запахом кала, мочи и рвоты, тусклый свет чадящего масляного светильника освещал камеру пыток. В центре застенка была лестница, лежавшая на двух больших бочках. Прямо под ней проходила сточная канава, заполненная грязной водой и человеческими испражнениями. Диану грубо подтолкнули к лестнице и опрокинули на нее. Ей прижали руки к бокам и всю опутали толстой веревкой. Стежки больно впились в тело, опоясав ее поверх плеч, врезавшись в груди, обвив каждую ногу развели в стороны бедра и, спустившись ниже, притянули каждую лодыжку к ступенькам лестницы. На ее голову одели деревянную коробку, открытую сверху, сделавшую невозможным ее любое движение. Широкая кожаная лента легла на лоб и плотно прижала ее голову к основанию короба.
Подойдя к беспомощной пленнице, Джаспер снова принялся ее допрашивать. Несчастная не знала ответа ни на один из них, да и вообще не понимала половины того, о чем ее спрашивали. Палач кивнул подручному, тот подошел к скрученной женщине и засунул ей в ноздри две деревянные грушевидные затычки, так что теперь та могла дышать только через рот. Второй подручный достал большую воронку и попытался засунуть ее трубку в рот допрашиваемой, но та стиснула зубы и попыталась сопротивляться. Усмехнувшись, Джаспер стал у ее разведенных бедер и так сильно ущипнул ее за клитор, что Диана заорала от боли. Она все еще не позволяла запихнуть себе в рот воронку и истязатель продолжал крутить и сдавливать это нежнейшее место женщины, пока она не сдалась. Обезумев от боли, красавица открыла рот и подручный глубоко втолкнул туда воронку. Джаспер приказал ей глубоко вдохнуть и через воронку полился первый кувшин воды. У несчастной Дианы не было выбора. Если бы она не стала глотать всю эту воду, она бы захлебнулась. Она пила и пила текущую из воронки воду, вот уже больше литра, пока, наконец, кувшин не опустел. Задыхаясь, пленница кашляла и отплевывалась, горло ее пылало, она хрипло, с трудом дышала.
Прошло минут десять. Джаспер решил, что она оправилась от пытки и вновь начал задавать ей вопросы. Молодая узница только плакала и умоляла о пощаде. Когда подручный поднял новый кувшин с водой, она рванулась изо всех сил и стиснула зубы, не давая засунуть воронку. Джаспер вновь впился в ее клитор, но она продолжала упорствовать. Тогда он схватил железные щипцы и со всей силой сжал этот чувствительный бугорок, тело допрашиваемой выгнулось дугой и обмякло, из ее уст вырвался душераздирающий крик. Полубесчувственной жертве разжали рот и воткнули воронку. В этот раз вода хлынула прежде, чем она успела вдохнуть воздух. Ее глаза выкатились из орбит, лицо побагровело, она захлебывалась и кашляя пыталась выплюнуть душившую ее воду. Внезапно ее щеки посинели и она безвольно распростерлась на лестнице. Палач выдернул воронку, опасаясь, как бы женщина не задохнулась. Ее оставили в покое, корчась и хрипя, она широко раскрытым ртом пыталась вдохнуть побольше воздуха.
Когда ее оставили в покое, ожидая чтобы она пришла в себя, чья-то мягкая ладонь ласково коснулась лица несчастной. Это была Госпожа Ипграйв, которая прижавшись губами к ее уху шепнула, что упираться бессмысленно, это приведет только к лишним мукам и унижениям. Когда истязуемая увидела очередной кувшин с водой, она покорно открыла рот и позволила запихнуть в него воронку. Она глубоко вдохнула и начала глотать, хлынувшую ей в глотку воду. Теперь вода проходила заметно легче, но к этому моменту она выпила уже почти шесть литров и ее желудок болезненно растянулся. Она чувствовала, как к ее горлу подступает рвота, но очень быстро поняла, что с заткнутыми ноздрями ей не удастся извергнуть распиравшую ее жидкость.
Когда палачи зачерпнули из стока четвертый кувшин, несчастная жертва взмолилась о пощаде, но Джаспер сказал, что они не прекратят пытку, пока она не назовет имена мятежников. Диана не сопротивлялась, но ее живот был настолько раздут, что малейший глоток вызывал мучительную боль. Узница с трудом заставляла себя проглотить, заливавшую горло воду, чтобы не захлебнуться. Растянутый до неимоверных размеров желудок, давил на диафрагму и мешал ей дышать.
Когда перед ее глазами появился пятый кувшин она уже не смогла сделать вдох, как делала это раньше. Ей показалось, что поток воды бесконечен, задыхаясь и корчась от дикой боли в переполненном желудке и пылавшем горле, она глотала и глотала. Кашляя и задыхаясь, она почувствовала, как сильная струя мочи брызнула между ее бедер и полилась в сток под лестницей, откуда палачи набирали кувшины.
Шестой, седьмой и восьмой кувшины превратили допрос в жуткую агонию. Она корчилась и вопила, как грешники в аду. Ее чудовищно раздутый живот был как на девятом месяце беременности, ей с трудом удавалось сделать крошечный глоток воздуха. Ее лицо посинело, вены на шее вздулись, глаза были выпучены, широко разинутым ртом, она, словно выброшенная на берег рыба, ловила воздух, при каждом вдохе из ее ободранного горла вырывались жуткие хрипы.
Джаспер сделал последнюю попытку выбить из нее имена заговорщиков, скрутив ей сосок он пригрозил, что прибегнет к еще более жестоким пыткам, если она не прекратит запираться. Корчась от боли, Диана прерывающимся голосом попросила прикончить ее. Джаспер принес льняную полосу, сантиметров пять шириной и около полутора метров длиной, на ее конце он завязал крепкий узел. Подняв воронку, заплечных дел мастер засунул туда узел и еще сантиметров двадцать этой льняной полосы. Диана попыталась не дать засунуть ей в рот воронку с узловатой лентой, но подручный зверски рванул зубчатыми клещами ее левую грудь, заставив женщину захлебнуться страшным воплем и воронку благополучно воткнули ей в рот.
Девятый кувшин воды полился через воронку, глотая воду, Диане пришлось проглатывать и эту странную ленту, устремившейся с током жидкости ей в глотку, а затем в пищевод. По телу юной мятежницы прошла страшная судорога, глаза вылезли из орбит, вены на шее набухли, словно толстые веревки, казалось они вот-вот лопнут. Когда кувшин опустел, началась новая пытка. Она хрипела и задыхалась, судорожно кашляла, воздух едва проходил сквозь заполнившую ее горло, пищевод и желудок, мокрую ткань. Она проглотила почти все полтора метра, так что снаружи оставался лишь небольшой конец, сантиметров двадцать длиной. Пару минут спустя ее лицо стало багрово-синюшным, как у повисшего в петле висельника, грудь задыхающейся женщины часто вздымалось, соски отвердели от удушья. Она корчилась, веревки врезались в ее тело, почти до крови обдирая нежную кожу, все мышцы напряглись точно струны, сведенные мучительными конвульсиями. Как только она начала впадать в забытье, Джаспер схватил за оставшийся снаружи конец ленты и медленно начал вытаскивать ее из горла мученицы.
Диана широко раскрыла свои чудесные изумрудные глаза, они выкатились из орбит, ей показалось, что ее начали выворачивать наизнанку. Выползавшая из ее рта ткань была пропитана кровью, и, вот наконец, узел рванул ее глотку и вышел наружу. Задыхаясь и кашляя, она в первые секунды не могла сделать ни единого глотка воздуха, слюна текла из ее рта, она разевала рот ловя воздух. Беспомощная жертва была почти в полуобморочном состоянии и оглядевший ее лекарь велел немедленно прекратить пытку, иначе узница не доживет до утра.
Ничего не соображающую женщину волоча за ноги, протащили по коридору, ее живот был раздут, как на последнем месяце беременности, распахнув дверь камеры ее, точно мешок швырнули рядом с потерявшим сознание мужем. Жжение в ее вывернутых плечах нельзя было даже сравнить с жуткой болью в переполненном животе и чудовищную ломоту в почках и пояснице. Ее приковали к стене за руки и оставили в темноте, безвольно повисшую на цепях. Придя в себя, она провела много мучительных минут, пытаясь избавиться от воткнутых в ноздри затычек. Наконец ей удалось сжав губы и выдохнув изо всех сил вытолкнуть одну из них. В ушах стреляло. Как только она смогла дышать через нос, ее желудок напомнил о себе и изо рта распятой забила мощная струя рвоты. Следующие три часа ее беспрерывно рвало, бесконечным поток текла моча, пока она не почувствовала, что наконец-то опорожнилась от насильно влитой в нее жидкости.
Генри и Диана были разбужены грохот отпертой двери, бряцаньем оружия и топотом подкованных сапог шести солдат, ворвавшихся в камеру. Два ведра ледяной воды выплеснули прямо в лица еще не очухавшихся пленников и стражники принялись тормошить их, чтобы разбудить. Все эти рывки удвоили страдания истерзанных тел узников. Солдаты отомкнули кандалы Генри и засунули ему в рот воронку. Резчайшая боль, пронзившая его перебитые ноги, ослепила Генри и он не сопротивляясь проглотил влитую через воронку жидкость. Это была смесь крепкого кофе с целебными травами. Проглотив около литра горького питья, он с трудом приподнялся на полу, кашляя и отплевываясь. Солдаты подошли к Диане, она вскрикнула от ужаса. Перед ней выросла фигура Джаспера, ласково потрепав ее по голове, он мягко произнес, "Пожалуйста, выпей это", прижав к ее губам кувшин с питьем. Несколько долгих минут Дана пила горчивший напиток. В голове ее прояснилось, только частые удары сердца стали гулко отдаваться в висках. Смесь, которой напоили обреченных, была сильнейшим стимулятором, специально придуманным, чтобы дать несчастным силы добраться до эшафота и остаться в сознании во время изощренных мучений.
Генри завопил, когда двое стражников накинули ему на плечи дерюгу и начали поднимать, ухватив под мышки, шевеля его перебитые ноги. Джаспер подскочил к ним и крикнул, чтобы они вели себя как можно осторожнее, опасаясь, как бы несчастный вновь не лишился чувств. Подчинясь его приказам, охранники очень медленно, почти нежно вынесли Генри из камеры, не давая его ногам касаться пола, прошли темный коридор и оказались на залитом утренним солнцем тюремном дворе. Там уже стояла деревянная тачка и Генри осторожно положили на охапку соломы на ее дне. Он застонал, когда солдат подтащил его вперед и привязал к ограждению тачки так, чтобы все могли видеть его лицо.
Двое закованных в доспехи мужчин заломили Диане за спину руки и она завопила от волны боли пронзившей ее выкрученные плечи. В этот момент в камере появилась Дама Ипграйв и приказала им остановиться. Джаспер с удивлением уставился на мать, но повинуясь движению ее руки, отступил в сторону. "Пойдем", сказала она и повела рыдавшую женщину через коридор в небольшую каморку. Там у каменной стены стоял невысокий стол. Когда та подошла к столу, Госпожа сказала, "Стань на колени". Замерев от страха, Диана влезла на столик и почувствовала, как рука Ипграйв надавила ей на спину, заставляя стать на четвереньки. Обернувшись, пленница с ужасом глядела, как старушка взяла наполненную жиром чашку и стала у ее зада. Затем она почувствовала, как рука матери палача осторожно раздвинула ее ягодицы. Когда два ее пальца, вымазанные жиром, полезли в задний проход обреченной, Диана вскрикнула и попыталась сжать их, но старушка шлепнула ее по заду и шепнула, чтобы та стояла спокойно. Дама пояснила, что она хочет помочь ей выдержать готовящееся на эшафоте истязание и Диана должна ее благодарить за заботу. Смазав задний проход несчастной, Госпожа наскребла тремя пальцами комок жира и сильным, но осторожным движением ввела его во влагалище осужденной. Диана всхлипнула от боли, когда пальцы раздвинули ее узкое интимное место, но заставил себя стоять спокойно. Наконец старушка протерла куском тряпки ее интимное место, так чтобы снаружи было нельзя ничего заметить. Накинув на плечи узницы, рваную холстину, Дама Ипграйв проводила ее на тюремный двор. Перекрестив ее напоследок, она подозвала оживавших там солдат. Охранники знали, что опаздывают и один дюжий громила схватил юную пленницу в охапку и бросил ее в тюремную тачку. Диана не удержалась и рухнула прямо на перебитые ноги мужа, выгнувшегося дугой от боли. Джаспер побагровел, подскочил к неосторожному и врезал ему звонкую оплеуху.
Тачку покатили, каждый толчок причинял Генри нестерпимые страдания, как ни старалась его молодая жена поддерживать тело несчастного. Тачку выкатили на улицу, собравшаяся там толпа зевак встретила осужденных градом насмешек и оскорблений, в беззащитные жертвы полетели дохлые крысы, гнилые фрукты и тухлые яйца. Окружившие повозку солдаты сначала не обращали на это внимание, посмеиваясь, но когда один неловкий угодил гнилой луковицей в лицо охраннику, оживились и начали отгонять наиболее дерзких ударами копейных древок.
Через четверть часа они достигли Двора Слез, где уже возвышался эшафот. Диана рыдала и плача, обнимала мужа, зная, что вскоре они расстанутся навсегда. Двор был полон зеваками всех мастей. Тут были и простолюдины, пришедшие из ближайших к городу деревень и ремесленных кварталов, столпившие вокруг эшафота. Прямо напротив эшафота у окон гостиницы можно было заметить нескольких царедворцев, которые заняли лучшие места, сняв все здание на весь этот знаменательный день. Группа самых знатных из них удобно устроилась на балконе, стараясь не пропустить ни малейшей детали занимательного зрелища. Площадку рядом с эшафотом облюбовали богато одетые молодые потаскушки, любительницы острых ощущений. Вокруг эшафота, продираясь сквозь толпу с уставленными товаром подносами, сновали разносчики, предлагая выпивку и закуску собравшимся зрителям. Там же, затерявшись в густой толпе орудовали карманники, облегчая ротозеев от тяжести кошельков и драгоценностей. Они бросались наутек, едва кто-то из жертв замечал покражу и поднимал крик, вызывая караул. Самого неловкого стражникам удалось схватить, пока высокородные узники еще не взошли на эшафот, туда втащили воришку и палач молотком раздробил ему пальцы слишком охочих до чужих карманов рук.
Тачка остановилась позади эшафота и охранник заставил Диану подняться. Она затряслась всем телом увидев жуткие приспособления, установленные на помосте. Там возвышались два андреевских креста, уложенных горизонтально так, что один конец был чуть-чуть выше другого. На одном углу помоста жарко пылала жаровня, которую один из подручных загружал древесным углем. На другой стороне эшафота стоял стол, заваленный грудой сверкающих пыточных снастей и кнутов. Напротив него высились два больших тележных колеса, прибитые к столбам и обращенные к толпе.
Диана попыталась вырваться, но сильные руки солдат быстро скрутили ее. Когда ее муж ударил одного из стражников, тот пнул тяжелым сапогом по его перебитым ногам, заставивший несчастного громко закричать от боли на удовольствие зевакам. В толпе раздался злорадный хохот. Диану поставили на помост, прямо перед теснящимися зрителями, которые глазели на нее, смесясь, отпуская непристойные шуточки и улюлюкая. Джаспер ухватил прикрывавшие ее лохмотья и потянул их с тела приговоренной. Диана вспыхнула и вскрикнув, попыталась их удержать, но ветхая ткань расползлась, оголив ее чудесную красоту. Мужчины принялись подталкивать друг друга, со смехом и пошлостями, обсуждая ее полные, красивой формы, груди. Они, с видом знатоков, оценивали ее точеные ягодицы и пухлый лобок.
Диана стала пунцовой от стыда, когда она из шлюх, крутившихся вокруг богато одетых зрителей, крикнула, "Вам не так понравятся ее сиськи, когда их попробует разрыватель". Раздался громкий смех. Подручный палача схватил пленницу за горло и опрокинул ее на крест. Ее запястья притянули кожаными ремнями к балкам креста, под локти подложили бруски дерева и также притянули их прочными ремнями. Такие же бруски подложили и под плечи. Эти, подложенные по суставы, куски дерева, должны были держать ее руки на вису, чтобы было легче перебить кости, когда начнется колесование. Толстый кожаный пояс охватил ее талию, плотно прижав спину к жуткому ложу.
Теперь оба помощника схватили ее за ноги и привязали лодыжки к запястьям. Диана вскрикнула, стыд был еще страшнее боли, она увидела, как ее самые сокровенные части были безжалостно выставлены напоказ любопытным. Видя ее приоткрывшееся влагалище, мужики пришли в возбуждение, а оказавшиеся среди них деликатные дамы, покраснев, отвели глаза, украдкой поглядывая на распятую красавицу.
Двое солдат вскочили в тележку к Генри. Он снова попытался оттолкнуть их, но быстрый удар по раздробленным ногам, заставил его скорчиться от боли. Они выволокли его и подхватив под мышки втащили на помост и поставили перед зрителями. Джаспер сорвал с него драную рубаху. Совершенно обнаженный Генри теперь стоял прямо перед глазевшей публикой. Женщины с горящими глазами, жадно рассматривали его большой член, шумно дыша от возбуждения, они показывали друг друга на его чудовищно распухшие после побоев яички. Несколько самых смелых уличных девчонок, отпускали шумные замечания относительно размеров его мужского скакуна и одна из них, раскрасневшаяся, хорошенькая рыжеволосая девушка, крикнула палачу, что хотела бы увидеть его член поднявшимся.
Усмехнувшись, Джаспер встал позади Генри, захлестнул его шею веревкой и быстро натянул. У пленника перехватило дыхание, он захрипел, в глазах все завертелось. Удушье вызвало эрекцию и толпа зашумела, разглядывая открывшееся зрелище. Однако очень скоро оно окончилось, палач был слишком острожен и не хотел удавить свою жертву раньше времени.
Генри привязали к другому кресту, так чтобы он видел свою жену. Он истошно завопил, когда его перебитые ноги также привязали к запястьям. Проститутки получили особое удовольствие, видя что половые органы распятого оказались прямо на уровне их глаз.
Джаспер стал на краю помоста и начал зачитывать смертный приговор, но публика засвистела и в палача полетели гнилые яблоки и помидоры, все орали, чтобы он поскорее приступал к казни. Разозлившись, Джаспер сбегал к столу и принес Раздавливатель.
Это было настоящее произведение искусства. Пыточное орудие представляло собой две ложки, обращенные вогнутыми поверхностями друг к другу и соединенных мощным винтом с удобной резной ручкой. В центре каждой ложки были два шипа, около сантиметра длиной. Раздавливатель яичек крайне редко появлялся на эшафоте, его использовали только при казни самых страшных преступников, покушавшихся на жизнь или власть короля. Палач поднял страшный инструмент высоко над головой и показал его замершей толпе. Затем он подошел к Генри, поднес Раздавливатель к его зрячему глазу и завращал винт, раскрывая и закрывая жуткий предмет. Узник осыпал палача самыми грязными ругательствами, но его обожженный и распухший язык превратил сказанное в невнятное бормотание.
Подручный приблизился, ухватил мошонку жертвы и оттянул пальцами его левое яичко. Шлюхи наперебой кричали Джасперу, что они то получше подержат яйца мятежника, но Джаспер махнул на них рукой под смех зрителей. Генри только ахнул, когда помощник слегка сжал его ядра. Джаспер засунул яичко в Раздавливатель и слегка сдвинул ложки, так что острия надкололи кожу мошонки. Слегка поиграл сверкавшим металлом, подождал пока крики толпы затихнут и крутанул винт на полный оборот.
Острия дьявольского изобретения впились в мошонку и яичко несчастного. Генри взвыл, и корчась забился в путах под хохот зевак. Подождав пока он придет в себя, Джаспер потряс Раздавливателем и перевернул его. Это вызвало новый истошный, прокатившийся по площади, вопль истязуемого. Мужчины в толпе сморщились, словно проглотив что-то кислое, но женщины рукоплескали Джасперу, выкрикивая шутки и оскорбления.
Второй поворот винта и шипы пронзили яичко, очень скоро ложки начали его раздавливать. Генри корчился от боли и орал не переставая. Он завизжал, словно резаная свинья, когда Джаспер снова потряс и перевернул свой ужасный снаряд. Из мошонки брызнула кровь и побежала по его заду.
Заплечных дел мастер повернул винт, превратив яичко в бесформенное месиво, толщиной не более полутора сантиметров. Струя крови и спермы брызнула из члена пленника, залив его грудь. Все тело несчастного содрогалось от жутких мучений. Диана закричала, умоляя пощадить ее мужа, но шум толпы заглушил ее крики. Генри побагровел, его уцелевший глаз вылез на лоб. Он тяжело дышал, словно запыхавшаяся собака, хрипы и вопли боли были единственными звуками, доносившимися из его рта.
Насладившись произведенным эффектом, Джаспер вновь крутанул свое приспособление вокруг оси, раздавив яичко и заставив пленника зареветь, как раненый бык, от боли. Подождав пока его крики затихнут, палач до конца завернул винт пыточного снаряда размозжив то, что еще оставалось, ложки сомкнулись, расстояние между ними теперь не превышало полсантиметра. Тело Генри вынулось дугой, ломая позвоночник, ремни глубоко врезались в его кожу, головка члена была залита кровью. Когда Джаспер снова потряс и крутанул страшные ложки, узник безвольно повис, лишившись чувств.
Пока подручный пытался привести его в себя, влив в глотку стакан уксуса, Главный Палач перешел к несчастной Диане. Джаспер помнил, как мать остановила его на полпути к эшафоту и попросила облегчить участь обреченной. Так было часто, когда в руки палача попадала женщина и Джаспер попытался успокоить мать, лживо пообещав ей ускорить смерть молодой узницы.
Он взял со стола большую грушу и держа ее за рукоятку, медленно поднял, показывая толпе. Потом, словно барышник на ярмарке, он подошел к краю помоста и высоко поднял ее над головой, чтобы все могли хорошо рассмотреть пыточную снасть. Груша бывала трех различных размеров и предназначалась для разных целей. Самая маленькая, сантиметров десять в длину, действительно походила на хорошо закругленную грушу. Винт, закрепленный в ее верхушке, позволял раскрывать это приспособление на три сегмента, расходившихся от основания груши. Ее сначала засовывали в отверстие тела, а потом раскрывали. Малая груша представляла собой очень действенный кляп, в раскрытом состоянии она имела диаметр в тринадцать сантиметров, что было достаточным, чтобы разорвать рот даже крупного мужчины.
Вторая груша имела пятнадцать сантиметров в длину и примерно 6-7 сантиметров в диаметре в закрытом состоянии. Она раскрывалась почти на 23 сантиметра и предназначалась для введения в задний проход. Это устройство обычно применялась для пытки мужчин-гомосексуалистов.
Самая большая груша была 25 сантиметров в длину и чуть менее 7 сантиметров в диаметре, когда она была закрыта. Раскрывшись до предела, ее лепестки расходились на 30 сантиметров в диаметре. Ее вводили во влагалище допрашиваемой и именно такую грушу предстояло испытать Диане.
Стоя перед столпившимися на площади, Джаспер начал вращать винт, раскрывая ужасный снаряд. Женщины содрогнулись, увидев ее, а мужчины захлопали в ладоши и стали подначивать своих соседок, предлагая им отведать такую. Раскрыв до предела блестящую грушу, Джаспер подозвал рыжеволосую потаскушку. Зрители со смехом подсадили ее на помост. Палач сунул ей под нос грушу, но девушка не смутилась и под одобрительный хохот высунула язык и лизнула холодный металл, точно пробуя. Хлопнул ее по заду, палач отправил ее обратно и подойдя к кресту, поднес чудовищную раскрытую грушу к лицу красавицы Дианы, та содрогнулась от ужаса.
Джаспер закрыл грушу и занял месту между привязанными ногами жертвы. Молодая женщина забилась в истерике, пытаясь разорвать путы, умоляя о пощаде, обещая все что угодно Главному Палачу за быструю смерть.
Но истязатель только усмехнулся ее словам и прижал верхушку груши к ее половым губам, остановился на мгновение и отвел ее назад, играя с несчастной. Узница заорала от страха. Потом Джаспер раздвинул ее губы, начав со все нараставшим усилием засовывать этот страшный предмет в ее неподатливое, еще не рожавшее, влагалище. Внезапно он громко выругался, почувствовав, что груша довольно легко входит внутрь, поскольку любовный канал несчастной был обильно смазан жиром. Скользя по смазке, груша не причиняла боли пленнице и Диана даже попыталась сжать бедра в жалкой попытке помешать палачу. Она почувствовала нараставшее растяжение, как будто в нее входил очень большой член и ей показалось, что она вот-вот разорвется. Рассвирепев и недобрым словом помянув свою матушку за непрошеное вмешательство, Джаспер перехватил грушу за рукоятку и резко втолкнул массивный предмет, ударивший прямо в шейку матки пытаемой. Диана взвыла от боли, точно шакал. Потом палач принялся двигать грушу взад-вперед, насилуя ее этим орудием пытки, глядя, как она мотает головой из стороны в сторону, как по ее телу пробегают волны судорог, от чего все мышцы словно играли под гладкой кожей.
Натешившись, он медленно провел рукой по ее животу, спустился на лобок и отыскав клитор, сильно ущипнул за него, заставив Диану истошно завопить от пронзившей ее тело жуткой боли. Взявшись за винт, он сделал полный оборот, лепестки груши начали открываться. Толпа замерла, глядя на происходившее с прекрасной женщиной. Она широко открыла глаза, губы приоткрылись в молчаливом крике. Очень медленно она повела головой из стороны в сторону, словно не веря тому, что почувствовала. Все мгновенно изменилось, когда Джаспер потянул грушу на себя, вновь начав насиловать ее. Диана выгнулась дугой, дико заорав от боли и умоляя сжалиться над ней, ее вопли смешались со странным хлюпающим звуком идущим от ее промежности. Джаспер толкнул сильнее и острия груши глубоко впились в нежную шейку матки, женщина забилась в судорогах, ручьи пота заструились по ее телу, из горла узницы вырвался пронзительный, душераздирающий крик. Сейчас палач сделал очередной оборот винта, раздвинув лепестки самое меньшее на двенадцать сантиметров. Над ее выбритым лобком появилась выпуклость от давившего изнутри лепестка и Джаспер сильно надавил в этом месте ребром ладони. Это движение вдавило матку в стальные лепестки и Диана обезумела от страданий. Боль была такой сильной, что юное тело рванулось изо всех и сил и прочный кожаный ремень, обвивавший ее правое запястье лопнул. Она потянулась правой рукой к промежности, тщетно пытаясь погладить свое разодранное женское естество. Почти тут же подручные схватили ее за руку и вновь привязали к кресту, парой толстых пеньковых веревок, глубоко впившихся в мягкую кожу. Толпа возбудилась до предела, от топота ног содрогались помосты.
Джаспер снова повернул винт и Диана заорала изо всех сил: "Нееееееееет", но на ее крик никто не обратил внимания. Палач снова повернул жуткую рукоятку и все вокруг содрогнулось от истошного вопля приговоренной. Ее восхитительные груди покачивались, прыгая от крика и палач уже предвкушал, какой пытке он их подвергнет. Теперь лепестки разошлись на 25 сантиметров и настолько впились в стенки влагалища, что когда истязатель попытался опять насиловать несчастную, даже со смазкой, упругие стенки втащили дьявольскую грушу обратно, разрывая нежные ткани.
Джаспер рассмеялся, теперь он завращал винт, раскрывая грушу до предела. Струя мочи брызнула прямо в лицо палача, так как мочевой пузырь женщины не выдержал этого страшного давления. Все ее тело била дрожь, как если бы она замерзала, вой, похожий на вой смертельного раненого животного, вырывался из ее губ. Утеревшись, заплечных дел мастер положил руку между ее ягодиц и начал засовывать в задний проход. Все тело несчастной забилось в судороге, все на площади содрогнулись от ее жуткого крика. Джаспер давил изо всех сил, но давление раскрывшегося внутри истязуемой пыточного снаряда было настолько велико, что ему не удалось засунуть внутрь и одного пальца. Палач на полтора оборота винта сдал лопасти груши и с помощью одного из подручных, также ухватившегося за ручку орудия пытки, упершись ногами, раздирая половой орган жертвы, вырвал этот чудовищный предмет из ее влагалища, словно рожденного адом дитя.
Когда страшную грушу вытащили из тела замученной, ее внутренние органы стали хорошо видны, поскольку пытка растянула и разорвала ее влагалище, которое теперь зияло. Обильно струилась кровь и опасаясь, как бы пленница не умерла раньше времени от потери крови, палач подать ему раскаленное железо. Ему дали прут, толщиной почти пять сантиметров, который он засунул прямо в окровавленные интимные части жертвы, заставив все ее тело забиться в ужасных мучениях. Она завопила и вновь непроизвольно обмочилась, хлынувшая жидкость зашипела, попав на раскаленный металл. Когда она потеряла сознание, лежа с бессильно запрокинутой головой, Джаспер взял новый прут и засунул его глубоко в ее влагалище, чтобы прижечь страшные раны. Взглянув потом на толпу, палач заметил, что несколько женщин упали без чувств и даже большинство мужчин побледнели, как полотно, глядя на эту дикую пытку.
Мучительный стон Генри заставил Джаспера обернуться. Генри с ужасом глядел на зверское истязание своей любимой и попытался проклясть мучителя, но его изуродованный язык выдал лишь хрип и клекот. Палач махнул подручному и тот стал между ногами пленника, держа в руках раздавливатель. Когда он схватил мошонку несчастного, Генри заорал от боли и не смог сдержаться, брызнувшая моча облила подручного. Тот отпрыгнул, осыпая замученного площадной бранью. Мошонка настолько чудовищно раздулась, что палачу вместе с помощником пришлось потратить немало времени, чтобы нащупать оставшееся яичко. Однако, наконец, умение Джаспера победило, они надели раздавливатель и чуть сжали ложки, так что шипы впились в кожу детородного органа. Генри содрогнулся и закричал, мота головой из стороны в сторону.
В следующую минуту Главный Палач принялся крутить и трясти страшный снаряд, Генри извивался от дикой боли, его вырвало. Очень медленно, почти целых 45 минут, Джаспер затягивал винт, раздавливая уцелевшее ядро. Теперь мошонка бывшего герцога распухла, превратившись в жуткое подобие кокосового ореха, кожа на ней натянулась, как барабан и лоснилась. Генри корчился, словно грешник в аду, обезумев от дикой боли, палачи получили огромное удовольствие, калеча его интимные части. Теперь, когда его яички превратились в месиво, Джаспер со товарищи уже готовился перейти к следующему этапу заготовленной программы, но прежде в горло мятежника влили еще травяного стимулятора, заставившего его запнуться и закашлять.
Подойдя в это время к столу, Джаспер выбрал Клещи "Крокодил". Это великолепно украшенное устройство было придумано для того, чтобы выжигать половой член несчастной жертвы. Длинные рукоятки клещей оканчивались парой челюстей, выполненный в виде зубастой крокодильей пасти. Они были очень тяжелыми, чтобы массивный металл долго сохранял жар углей. Джаспер показал свое орудие зевакам и, прежде чем накалять его, сжал челн Генри и крутанул его почти на 360 градусов, едва не оторвав. Генри заорал на всю площадь, он знал, что эта боль лишь прелюдия к действительно ужасному страданию, которое его ждет, когда клещи раскалят и схватят ими его мужскую гордость.
Палач положил клещи в пылающие уголья и велел принести еще уксуса и влить его в рот осужденного, чтобы быть уверенным, что тот полностью придет в себя к началу новой пытки. Вскоре клещи раскалились почти докрасна, Джаспер быстро вытащил их, так как хотел остановиться на наиболее мучительной второй степени ожога и не желал сжечь чувствительные кожные нервы. Теперь он направился к жертве, а один из подручных принялся душить Генри. Тот начал впадать в забытье, но от нехватки воздуха его член начал подниматься и скоро напрягся, как камень. Прежде чем он потерял сознание, палач освободил его горло и узник смог вздохнуть. Заплечных дел мастер поднес раскаленные клещи к его торчащему члену и сжал рукоятки. Генри истошно завопил, его тело выгнулось дугой, почти ломая хребет, руки напряглись так, что кожа в которую впились ремни закровоточила, горячие челюсти впились прямо в головку его члена. Палач хорошо знал свое дело и выбрал самое чувствительное место мужчины. Обоженная плоть зашипела, Джаспер медленно потянул сжатые клещи на себя, сдирая вздувшуюся пузырями, кожу. Когда он разнял челюсти "Крокодила" всем зрителям открылся опаленный, кровоточащий мужской орган истязуемого. Джаспер вернулся к жаровне и сунул ужасные клещи в пылающие угли, чтобы вновь накалить их. Еще четыре мучительных раза он возвращался к распятому пленнику, пока на месте его мужской гордости не остался крошечный обугленный обрубок. То что осталось уже ничего не чувствовала, все нервы в нем были сожжены.
Диана уже пришла в себя и беспрестанно кричала и молила о пощаде. Палач подошел к ней, взял в свои сильные руки обе ее груди и зверски рванул их, обратившись к зрителям, он спросил, что с ними сделать. Со всех сторон площади раздались крики "Разрыватели". Мучитель махнул подручному и тот положил в пламя жаровни пару разрывателей грудей. Эти щипцы имели четыре острых зуба, по два на каждой челюсти, смыкавшихся друг с другом. Их обычно пускали в ход холодными, нагревая только при самых изощренных пытках. Матери, родившие внебрачных детей, часто подвергались укусу этого страшного приспособления, чьи зубы пронзали одну из их переполненных молоком грудей, в наказание за преступную страсть. К сожалению, мужчина, грешивший вместе с несчастной, страдал только от угрызений собственной совести, так как не существовало доказательств его вены.
Увидев раскалявшиеся в огне щипцы, шлюхи, прежде весело наблюдавшие за пытками, неожиданно затихли. Многие представительницы их племени становились жертвами этой пытки и они прекрасно знали, какую страшную боль придется перенести прекрасной узнице. Подручный палача раздувал угли, щипцы раскалились почти добела. Заплечных дел мастер натянул толстую кожаную перчатку, чтобы не обжечь свою руку и вытащил один из разрывателей. Он поднес раскаленные щипцы к лицу Дианы, так чтобы она почувствовала их жар. Женщина в ужасе отпрянула, остановившимся безумным взором она следила за тем, как рука палача схватила ее за левую грудь. Очень медленно, наслаждаясь ее криками и мольбами, Джаспер поднес разрыватель к этой чудесной груди. Затем, резким движением сжав его, истязатель вонзил пылавшие зубы прямо в ее нежное тело.
Внезапно пронзенная грудь Дианы надулась как шар, вспученная шипящим паром, хлынувшей из сожженной плоти. Вся площадь содрогнулась от ее дикого вопля. Одна из проституток упала в обморок, вторую вырвало, эти девушки отлично представляли, что сейчас чувствует несчастная пленница. Даже придворные дамы в ужасе машинально сжали собственные груди, прикрывая их руками, пораженные открывшимся их взгляду зрелищем.
Палач крутанул пронзенную грудь сначала на 180 градусов влево, потом вправо, в клочья раздирая обожженную плоть. Диана жутко орала, "Нет... нееееет... неееее!", на месте одной из ее прекрасных выпуклостей остались только лохмотья растерзанного и обугленного мяса и кожи. Все ее тело было залито кровью.
Когда палач вытащил вторые накаленные щипцы, жена одного из знатнейших вельмож прыгнула на помост и заслонила собой измученную жертву. Ее звучный голос заглушил все остальные крики: "Достаточно, мой друг! Можете продолжать казнь, если хотите, но во имя Вашей почтенной матушки, Вы не коснетесь другой груди этого дитя своей адской штукой, не сделав это сперва со мной!" С этими словами они распахнула корсаж, обнажив свою грудь, чуть меньше, чем у Дианы, но такую же великолепную. Мучитель застыл, как вкопанный. Наконец, оправившись от шока, он приказал стражникам увести женщину с помоста, но толпа, пораженная поступком придворной дамы, устроила настоящую бурю. Со всех сторон неслись оскорбления и угрозы, а одна из шлюх столь ловко запустила в Джаспера бутылкой с вином, что вытекшая зашипевшая жидкость мгновенно остудила клещи.
Диана крикнула: "Господи, благослови их!" Толпа была настолько раздражена, что опытный палач решил не испытывать ее терпение. Запустив разрывателем в шарахнувшихся в стороны уличных девиц, он зашагал на противоположный конец эшафота. Знатная дама застегнула платье, приблизившись к пленнице, она вытерла ей слезы и прошептала: "Господи пошли ей быструю смерть!". Повернувшись, она спрыгнула с помоста и исчезла в толпе придворных.
Тем временем мучитель отыскал квадратный железный брус, сантиметра два с половиной толщиной и около метра длиной и высоко поднял его над головой. Подойдя к кресту с растянутым на нем Генри, он обрушил страшный удар на уже перебитую левую голень пленника. По площади разнесся жуткий хруст ломающихся костей, заставив всех притихнуть. Острые отломки костей пронзили кожу и кровь заструилась по изувеченной ноге. Боль была настолько сильной, что узник лишь хрипло простонал побелевшими губами.
Перейдя к Диане, палач обрушил такой же сильный удар на ее точеную левую ногу. Юная красавица выгнулась от боли, ее истошный вопль заставил всех содрогнуться. Она уже не владела собой и внезапно испражнилась. По всему ее телу пробегали мучительные судороги. Обойдя ее, Джаспер нанес второй удар. Женщина содрогнулась, бешено мотая головой, ее покрасневшее лицо исказилось от боли, пот ручьями заструился по прекрасному телу, заставив его засверкать под кроваво-красными лучами заходившего солнца. Разъяренный тем, что кто-то посмел прервать пытку, Джаспер схватил ее изуродованную грудь и рывком оторвал эти обугленные лохмотья.
Несчастная мятежница корчилась от боли, пока палач шел обратно к ее мужу. Истязатель замахнулся ломиком и перебил правое предплечье генри, быстро отступил на шаг и нанес новый удар, расколов плечевую кость. На обоих местах вздулись багровые кровоподтеки, а крупный осколок кости пронзил кожу и выглянул наружу на плече осужденного. Обезумев от боли, несчастный уже не кричал, а только что-то невнятно бормотал себе под нос на удивление спокойным голосом. Это насторожило Джаспера и тот обрушил несколько ударов, переломав его левую руку, превратив в месиво раздробленных костей и размозженной плоти вторую, уже изуродованную допросом, ногу, пытаясь заставить бывшего герцога вновь закричать от боли.
Все его усилия оказались тщетными, глава мятежников действительно сошел с ума и ничего больше не чувствовал. Главный палач выдохся, всеми силами пытаясь заставить его снова кричать и теперь к Диане направился его подручный. Когда железный прут перебил ее левое бедро, несчастная женщина дико вскрикнула, ее тело выгнулось дугой и она лишилась чувств. Ее несколько раз окатили ледяной водой, давали нюхать уксус, влили в рот водки, но она так и не пришла в себя. Наконец, смирившись, палачи просто раздробили ей уцелевшие кости.
Солнце уже село, стражники перерезали веревки удерживавшие искалеченные тела обеих жертв. Генри, первый раз за долгое время вновь вскрикнул от боли, когда его положили спиной на прибитое к столбу колесо, перегнули раздробленные ноги через обод и привязали с другой стороны колеса на уровне шеи пленника. Руки пропустили между спиц и связали. Когда разорванные связки узника вновь натянулись, мученик застонал, крутя головой из стороны в сторону, по его губам потекла пена.
Палачи потратили еще много времени, усердно стараясь привести в чувства замученную Диану, на помосте появился лекарь, но все испробованные средства были без толку. Махнув рукой, Джаспер приказал привязать ее к колесу. Уложив туда бесчувственное тело, подручные привязали ей ноги к противоположной стороне обода, почти на уровне плеч. Ее болтающиеся, словно тряпки, руки связали за спиной, пропустив их сквозь спицы. В этой позе, страшно изуродованное женское естество узницы, открылось взору любопытной толпы. Однако теперь никто не смеялся и не отпускал сальностей, а одна из проституток сняла с шеи платок и, сжалившись, прикрыла лоно несчастной, чтобы положить конец омерзительной сцене. Казнь была слишком зверской, толпа пресытилась и теперь сочувствовала замученным жертвам. Очень быстро зрители начали уходить с площади и вскоре она опустела.
Примерно в десять вечера, дикий, нечеловеческий крик прозвучал в ночной тиши - Диана наконец-то пришла в себя и страшная боль пронзила все ее тело. Через несколько минут этой чудовищной агонии, которая, казалось, никогда не закончится, стражник, оставленный присматривать за умирающими, подбежал к ней, схватил оставленный палачами лом и изо всех сил дважды ударил ее в грудь. Захрустели ребра и женщина вновь впала в беспамятство. Острые концы перебитых костей пронзили легкие, лицо некогда блестящей герцогини посинело и вскоре она провалилась в блаженное никуда.
Обезумевший Генри что-то тихо бубнил про себя, уже ничего не соображая, кровь медленно сочилась из десятков ран на его растерзанных конечностях. Жизнь постепенно покидала его и в полночь он наконец-то затих. Солдат оглядел неподвижные тела, перерезал им для уверенности глотки и покинул площадь, предоставив птицам и бродячим псам делать свое дело.
Конец.
pl_pop: